– Ты бы могла меня полюбить?
– Ты мне всегда нравился.
– Что ты собираешься делать?
– Возьмешь меня с собой в горы?
– Тебе не будет трудно?
– Ты так здорово рассказывал о своих чувствах там, в горах. Я тоже хочу это почувствовать.
– Я рассказывал? Когда?
Я абсолютно не помнил, но это было похоже на меня – в перерывах между любовной горячкой выкладывать душу. Такое выпадение памяти пугало, но это было впервые, как и всё, что случилось в этот удивительный день и еще более удивительную ночь, которые запомнятся мне на всю жизнь.
– Ну, конечно, возьму.
– Осталось три дня, – грустно сказала она, – в четверг я уплываю домой из Ялты.
– На каком теплоходе? – спросил я, заранее загадав и точно зная ответ.
– На «Адмирале Нахимове».
И тут я чуть не сказал глупость. Захотелось спросить, сколько мужчин у нее было до меня, но я во время прикусил язык, чем потом про себя ужасно гордился. Это утро мы отметили еще одним незабываемым ритуалом. Я принес полное ведро чистейшей родниковой воды, зачерпнув ее из ручья, и мы, оба нагие, омыли друг друга, смеясь и дрожа от холода, укутали друг друга в простыни, и долго сидели рядышком, отдыхая.
* * *
Света обнаружила завидную выносливость, быстро научилась прыгать, как я, с камня на камень, за мной, по ведущей вверх знакомой мне тропе. Вот, за этим сроднившимся со мной кустом я пытался забыть прошлое, избавиться от засасывающей по горло, не дающей продохнуть, тоски. А вон за тем кустом бодро и безуспешно пытался вернуться в прошлое, как бы ослабляя его рвущие душу до крови шипы. Но в эти минуты, когда мы шли, и я держал ее за руку, кусты на удивление заметно уменьшились и беспомощно топорщились. Горячий ток, подобно наркотику, вливающийся в меня через ее такую изящную девичью руку, был наилучшим лекарством против шипов прошлого.
Мы поднялись на высоту. Отсюда ясно было видно, как очертания облаков, конденсирующихся над яйлой, в точности повторяют её очертания.
С высоты неожиданно открылось – во всё видимое пространство – море, и летящий ниже нас самолетик. Это было для Светы настолько неожиданно, что она беспомощно прижалась ко мне всем телом, и долго не могла прийти в себя, уткнувшись лицом мне в грудь.
Эту удивительную молодую женщину с горячими цыганскими глазами, красоты которой я раньше просто не разглядел, эмоции просто захлестывали. Я дал ей попить воды из фляги, и она пила, стуча зубами по металлическую горлышку и расплескивая воду.
Солнце было еще высоко, но уже готовилось к закату. И мы шли вниз, загребая ногами вороха сухой листвы. В августовском предзакатном воздухе тихо кружились опадающие с деревьев листья.
Возник ветерок. Всё усиливается. И вот уже кругом стоит немолчный шелест, как будто готовится огромный погребальный венок отходящему лету, и мы вдвоем спокойно и с благодарностью участвуем в мистерии – в этом сухом задыхающемся хоре по весне прошедшей, мистерии, вершащейся в холодном, ветреном, с остатками еще ослепительного солнца, пространстве.
А ветер всё усиливается, бьет нам в лица с такой силой, что, кажется, наклонись, будешь лежать наискосок в его неистовых лапах. Ветер гонит в грудь, назад, в прошлое.
Об меня чуть не ударяется ястребок, пытаясь удержаться против ветра. Его зигзагами относит назад, почти прижимает к земле, он отчаянно сопротивляется, как мельница, работает крыльями.
Наконец мы в небольшой долине. Здесь почти нет ветра, шумит поверху. Добираемся до места, где решили заночевать. Теплынь. Недалеко два, поодаль друг от друга, заброшенных источника – Ай-Андри и Ай-Анастаси. Над каждым из них полуразваленные татарские строеньица из плитняка, горы сухой листвы. Ветер совсем стих. Обнаружился где-то поблизости целый выводок говорливых ручьев и речушек. Бормочут, передразнивают, захлебываются. И в замерших светлых сумерках – древесный хаос, беззвучно окружающий нас, изредка слабо потрескивающий. Сидим в обнимку. Пытаюсь ей показать в этом хаосе эллинские облики. Вот, смотри, видишь, – силены, кентавры, божки неба, земли, древес. Тяжкий замысловатый груз мифологии. Эллада, уже опалённая, почти прожженная солнцем бедуинского одиночества пустынь, замершего в заброшенных купелях, куда медленно-медленно натекает родниковая хрустальная вода, в самих названиях этих купелей – Ай-Андри и Ай-Анастаси.
