Осмотр «американца» завершился, из чрева самолета выскакивали те, «то уже удовлетворил свое любопытство. Мы все были уверены, что самолет будет продолжать свой вечный путь по этому замкнутому кругу антициклонального течения. Поэтому каждый из нас прихватил себе сувенирчик на память. Мне приглянулась металлическая вилка с клеймом «USN», которая и до сегодняшнего дня находится у меня в эксплуатации, напоминая те далёкие, лучшие дни моей жизни.
— Ну и райончик, одни находки, — высказался Дралкин, выходя из самолета. — Придется найти время и облетать все окрестности СП–4 — наверняка машину Леваневского отыщем!
— Товарищи, послушайте, нашел любопытный справочник, — перебил его штурман. — Нечто вроде сборника советов, сейчас прочитаю.
«Как добывать пищу, если случилась вынужденная посадка а) в тундре; б) в лесу, в том числе и в тропическом; в) в пустыне; г) в океане; д) во льдах Арктики и в Антарктиде. Как изготовить рыболовные снасти из обиходных предметов туалета — перочинного ножика, булавки и т. д. А вот ещё совет: «Как вести себя в церкви после длительного отсутствия в цивилизованном мире».
— Ну, церковь — бог с ней, — выразил я свое мнение. — А что касается справочника, то и нам бы такой заиметь не мешало. Вынужденной посадки никто не хочет, а готовым к ней нужно быть.
Улетая, мы пожелали «американцу» счастливого дрейфа; никто из нас не предполагал, что. Впрочем, я забегаю вперёд.
Дальше у нас все пошло по заранее разработанному плану. Мельников «перепрыгнул» к нашему самолету, где нас уже заждались Свинцов и Сычев. А через пятнадцать минут, почти одновременно с вертолётом, мы уже сели на аэродроме СП–2. Осматривать «мертвый город» я направил из своего экипажа только Иванова (как лоцмана, знающего дорогу). Зорин держал связь с вертолётом и СП–4. Косухин удовлетворял естественное любопытство Свинцова и Сычева, которым не удалось побывать в гостях у «американца». А я решил побродить, хотелось побыть одному.
Мне посчастливилось, можно сказать, повезло. С Масленниковым наткнулись на аэродром СП–2, самому удалось обнаружить лагерь плюс найти «американца». Теперь завершается последнее задание — Петров в лагере. Остался обычный перелет по не совсем обычному маршруту: СП 2 — СП–4 — Москва.
Я знал, что теперь с полярной авиацией связан крепко. Знал, что каждый год буду рваться весной в высокоширотные экспедиции, ведь правду говорят — Арктика от себя не отпускает…
Мои лирические раздумья прервал шум подлетающего вертолёта. Лопасти винта ещё не успели остановиться, как из вертолёта, широко улыбаясь, первым вышел Петров Безусловно, он выглядел победителем и чем–то напоминал Дон — Кихота — высоченный, худой, в левой руке медный тазик, как щит, а в правой вместо копья ледовый бур.
— Опять что–нибудь открыли — не вытерпел я.
— Точно, Александр Арсентьевич! Открыл свою палатку и… нашел в ней забытый свой тазик! Теперь, в Ленинграде, он станет немым свидетелем, что я и в самом деле был в нашем лагере. А если серьезно, все наши выводы, сделанные здесь, на аэродроме, подтвердились замерами, сделанными в лагере. Теперь можно и домой с чистой совестью.
Подлетая к СП–4, мы все испытывали чувство удовлетворенности задание выполнена, даже перевыполнено. Впереди Москва, лето, отпуск на море.
— Ну, Лебедев, молодцы вы, — встретил нас Толстиков. — Я уже сообщил в Москву о новой находке. Москва запрашивает, какие неисправности у «американца». Можно ли его эвакуировать?
Я передал наши с Косухиным соображения, возникшие при осмотре самолета.
— Добро, добро, — покивал Толстиков.
— Евгений Иванович, так что, можно «переобуваться»? Завтра мы в Москву!
Видно, поговорка эта была у него любимой:
— Утро вечера мудренее… Подождите, отдохните. Погостите у нас, нам с вами веселей. В Москву–то вы всегда успеете…
Настрой у экипажа был совершенно определенный — в Москву! Но после туманных намеков Толстикова невольно закралась тревога: да неужели может быть ещё задержка? Вроде бы и хватит, наверное…
Утром проснулись сами, никто не будил — хороший признак. Но когда уже позавтракали, на «газике» подъехал комендант аэродрома СП–4 А. И. Шутяев:
