– Гармонист, чего нос повесил? А ну, возьми аккордик!
– Как это? – парень, видимо, был самоучкой, как и все в этом времени. Глупо было думать, что многие знакомы с нотной грамотой. Я подошел и показал сочетание клавиш, которое мне было нужно.
Он послушно выполнил. Удовлетворенно кивнув, я быстро подтянул струны в унисон с гармошкой. Получилось на ура.
– Брат, тебя как звать?
– Красноармеец Петров, Олег, а чего?
– Сможешь подхватить за мной, будет – здорово. Давай потешим товарищей.
– Попробую.
И я провел по струнам, взяв первый аккорд:
Струйкой дым понесла тишина,
Запечалилась в небе луна.
Ну и пусть впереди западня,
Главное, что есть ты у меня!
И далее по тексту, да простит меня в будущем Матвиенко, Резник и Коля Расторгуев!
Когда закончил первую песню, в землянке было так тихо, что я даже вздрогнул. Первым опомнился Саня Зимин.
– И ты раньше молчал? – глаза у друга горели огнем.
– Так и некогда вроде было.
– А еще можешь? Чтобы так же за душу брало, – а это уже ворчливый солдат, который меня «настройщиком» обозвал.
– Да, пожалуйста! – И начал:
А на войне, как на войне
А нам труднее там вдвойне —
Пускай взойдет над сопками рассвет!
Мы не прощаемся ни с кем,
Чужие слезы нам зачем —
Уходим в дождь, уходим в ночь, уходим в снег.
Когда пропел «Батальонную разведку», подумал: «Теперь, наверное, про другую разведку в будущем напишут».
Парней надо было видеть. Все были в шоке, а гармонист, молодец, подхватил с первых строк. Получилось – закачаешься! Еще бы вторую гитару да пару барабанов…
Ну ладно, ладно, просто помечтал. Я ведь всю юность в ансамбле играл. По кабакам и небольшим клубам. Играл я, правда, хорошо, а научился сам, еще в десять лет. Взял гитару, попросил показать пару аккордов. Через месяц уже вовсю лабал. Потом недолго проучился в музыкалке, ушел, надоело классику играть. Знаю, дурак, сто раз уже жалел.
Когда в землянке стало нечем дышать, народу набилось как селедок в бочке, вышли на улицу. Начальство прознало и тоже пришло, и хлопало наравне с солдатами. А уж ротный хлопал так, что я думал, из штанов выскочит. Исполнял я в основном любимое: Любэ, что-то из ДДТ, Кино. Ну и прихватил немного песен этих лет.
Последней была «Темная ночь», Утесов с Бернесом и так известны, споют что-нибудь другое. Все были в шоке. Нас с гармонистом качали, подкидывая, как могли, все думал, вот сейчас не поймают и все, наказание за то, что присвоил чужие песни. Я ведь между делом сказал, что песни мои. Ну и ладно, что уж теперь.
– Ну, ты даешь, сержант, – хлопали по плечам и жали руки бойцы.
– Да я не один, вон Олег помогал, – я указал на гармониста.
– Но песни-то твои. Молодцы, ребята, – ротный сиял как самовар, который чистили неделю.
После обеда меня вызвали к энкавэдэшному майору. Тот сообщил, что закончил дела и убывает. Напомнил еще раз, чтобы я никуда не лез. Я обещал, сказал, что буду ждать своей участи и петь песни, может, в последний раз. На что он сказал, что я зря думаю плохо о высшем командовании.
– Если ты говоришь правду, а я-то в это уж точно верю. Половину из твоих песен можно написать только в мирное время. Их никто и никогда не слышал, вряд ли ты соврал. Как бы это не сказочно выглядело, но я тебе верю. И постараюсь сделать все, чтобы поверили другие. Ибо считаю, что это очень важно и необходимо. Ты можешь мне сейчас что-нибудь такое написать, что будет происходить где-нибудь на фронте в ближайшее время?
– Я уж и не знаю, стоит ли? Ведь я и так изменил ход истории. Может, уже она сместилась так, что все идет по-другому. Ведь все эти люди должны были погибнуть, может, и вы тоже, вашу фамилию я просто не встречал в книгах.
– Может, и так. Но я не думаю, что это настолько глобально.
– Да, я могу подсказать, какие ученые и в каком направлении работали так, чтобы страна скорее поднялась. Могу вспомнить и указать некоторых особо отличившихся военачальников. Некоторые сражения помню достаточно хорошо, только вот, сколько в них правды. Сведения, находящиеся в открытом доступе, содержат кучу неточностей. Знаю я, конечно, очень мало, но в чем-то помогу однозначно.
– Главное, что ты у нас оказался, а не у врага.