Начало самодержавия в России - страница 99
Посмотрим, что получается в результате «перетягивания» наиболее значительных для данной темы фактов в далекие от них по времени 80-е гг.
Как уже говорилось выше, опись царского архива сообщает, что списки «летописца лета новые» за 1560–1568 гг. были в августе 1568 г. «посланы ко государю в Слободу». Выходит все-таки, что работа по созданию летописной истории царствования Грозного велась в 60-х гг.
Относя создание и редактирование Лицевого свода к 80-м гг., приходится предположить, что летопись направили на просмотр к царю в 60-х годах просто так, без надобности, и что она без движения провалялась в царских палатах лет двадцать, пока царь наконец не взялся ее редактировать, Вынужденная искусственность подобного предположения достаточно очевидна.
Там же, в описи царского архива, есть, как мы помним, и другая запись, свидетельствующая о том, что в 1563 г. царь взял к себе из архива следственное дело о тайном заговоре князя Семена Лобанова-Ростовского, раскрытом в 1554 г. Именно на основе итого взятого царем к себе дела написана приписка к Синодальному списку Лицевого свода под 1554 г., рассказывающая о заговоре Ростовского и о суде над ним. Весьма трудно представить себе, что царь взял дело Лобанова-Ростовского в 1563 г. и держал его у себя до 80-х гг., т. е. примерно 20 лет, прежде чем перенести его содержание в летопись своего царствования.
Как сообщает опись, царь с 4-го по 14-е августа 1566 г. едва ли не ежедневно посещал свой архив, лично просмотрел содержание 31 ящика и многие дела взял к себе. Материалы дел, содержавшихся в этих ящиках, нашли отражение в его приписках к Лицевому своду. Допускать, что и эти материалы царь использовал лет через 15 после того, как взял их из архива, — тоже явная натяжка.
Далее. Всеми историками отмечено исключительное внимание автора приписок к подчеркиванию роли царя Ивана IV в победе над Казанью. Те, кто считает, что они сделаны в 80-е гг., объясняют этот факт тем, что Курбский в своей «Истории» всячески принижает роль Грозного в этих событиях, поэтому-де приписки являются в этой части ответом на «Историю» Курбского. Однако вполне очевидно, что величие самого факта взятия Казани — вполне достаточный повод для царя подчеркнуть свою роль в этих событиях. Тем более, что именно в своем первом письме к Курбскому, т. е. в 1564 г., Грозный гневно обрушивается на воевод, нерадиво действовавших под Казанью, а затем чуть не погубивших русское войско в преждевременном штурме, подчеркивая при этом свою решающую роль в победе над Казанским ханством.
А как быть с тем фактом, что в Лицевом своде помещен подробный рассказ о введении опричнины и слово «опричнина» в нем фигурирует многократно и без всяких оговорок? Мы ведь знаем, что с 1572 г. слово «опричнина» исчезло из документов и было заменено словом «двор».
Враждебное отношение, выраженное в приписках, к двоюродному брату царя Владимиру Старицкому и его родичам оппоненты нашей точки зрения объясняют тем, что в конце 70-х гг. «неприязнь» к Старицким усилилась. Можно ли, однако, считать, что неприязнь к покойникам в большей степени толкала на сведение с ними счетов на страницах летописи, чем реальная политическая вражда, приведшая к уничтожению Старицких в конце 60-х гг.? Странно выглядит этот рецидив прежней ненависти в 80-е гг., в период составления поминальных синодиков по ранее убиенным.