Начало самодержавия в России - страница 101

Посмотрим, каковы соображения, обосновывающие подобные сомнения.

Одно из них состоит в том, что царь вряд ли обладал «профессиональными» навыками редактора. Что в этом суждении верно, так это кавычки, поставленные к слову «профессиональные». В самом деле, кто из сановных лиц, ответственных за составление официальной летописи, обладал «профессиональными навыками редактора»? Митрополит Макарий? Дипломат Висковатый? Да и какие «навыки редактора» проявил автор приписок на листах Лицевого свода? Умение грамотно писать, заполнять свободные места на листах, давать указания, педантично уличать своих подчиненных в ошибках… Последнее, если учитывать, что многие ошибки текста остались неисправленными, не навык редактора, а свойство характера, вполне присущее Ивану Грозному. Более того, ошибки, повторы и тому подобные огрехи самого автора приписок свидетельствуют как раз об отсутствии у него «профессиональных» навыков редактора, а также о полном отсутствии у него чувства какой бы то ни было ответственности перед кем-либо. Такую «безответственность» навряд ли мог позволить себе кто-нибудь из царских подчиненных, хорошо знавших, что царь лично и активно вмешивается в процесс создания летописи. Дотошность и скрупулезность необычайно характерны для Грозного как для писателя. Любой написанный им текст создает впечатление, что автор сидел обложенный книгами, тщательно выписывал и сверял бесчисленные цитаты. Мы видим его углубленным в сложные генеалогические изыскания при разборе местнических дел, корпящим над архивными делами…

А вот и еще один аргумент, приводимый в пользу того, что Грозный будто бы не мог собственноручно делать пометы на летописных листах. Он состоит в следующем. С конца 1570-х гг., утверждает С. О. Шмидт, Ивану Грозному физически было трудно делать пометы на рукописях столь большого формата, как Лицевые своды. Думается, что этот аргумент и вовсе нельзя считать убедительным.

Во-первых, как известно, приписки делались не на рукописях большого формата, а на отдельных, еще не переплетенных листах. (Кстати сказать, неясно, почему трудно делать пометы на рукописи любого формата, если она лежит на пюпитре)? А во-вторых, как мы видели, и не надо «заставлять» заниматься правкой летописи больного, умирающего царя. Его и нужно оставить за этой работой в 60-х гг., когда он был полон сил, энергии и активной ненависти к своим врагам.

Главное сомнение по поводу того, что царь делал приписки собственноручно, фактически сводится к тому, что Грозный был царем. С таким же успехом можно удивляться тому, что Петр I собственноручно вытачивал детали на токарном станке, что Екатерина II самолично написала шесть томов Российской истории, собирая и изучая для этой цели многочисленные исторические источники. Что касается Грозного, — он был человек пишущий, любивший писать и много писавший.

С. О. Шмидт в конечном счете приходит к такому заключению о своих выводах: «Автор сам сознает неравнопрочность отдельных частей его конструкции. Многие положения данной работы в той или иной степени гипотетичны».

Памятник, который Иван Грозный замыслил воздвигнуть себе, или, вернее сказать, задуманному им делу создания единого и могучего самодержавного Московского царства, ему достроить не удалось. И не по той элементарной причине, что в самый разгар работ «главный архитектор» вдруг скончался. Дело, как нам представляется, в другом.

Грандиозное сооружение Грозного и не могло быть завершено, как не могла быть достроена «до самого неба» Вавилонская башня.

Идея возвеличения самодержавной монархии в качестве венца и конечной вершины исторического развития, как известно, не Грозным порождена и не на нем окончила свое существование.

Апология монархической формы правления всегда была предельно далека от истинного понимания социальной и политической сути монархической власти. Великий философ XIX в., основоположник диалектического метода в изучении исторических событий Гегель, объявив прусскую монархию вершиной и конечным результатом развития «мирового духа», оказался ничуть не ближе к истине, чем русский самодержец XVI в. — метафизик и мистик по своим философским воззрениям Иван Васильевич Грозный.