Удлиненное, некрасивое лицо атамана, в котором ничего не указывало на породу, его дворянское происхождение, не выражало никаких чувств, когда он принимал хлеб-соль. Лишь мельком взглянул он на депутацию и девушку, одетую в национальный русский наряд, подававшую ему блюдо… Но вот, когда вслед за этим ему поднесли генеральские погоны в натуральную величину… из чистого золота добытого на прииске Акжал, Георгиевского уезда… Это его по-настоящему тронуло, он явно не ожидал такого подарка. Не ожидал он и того, что местные купцы так расщедрятся, хоть и слышал об их баснословных богатствах.
После встречи состоялись банкет и бал, но Анненков совсем не напоминал виновника торжества, ел мало и совсем не пил вина. При нем и его офицеры вели себя более чем скромно. Лиза чуть не плакала от досады. И тут прахом пошли все ее приготовления. На бал она одела свое лучшее платье, но бал с самого начала как-то не получался. Даже местные офицеры из частей и служб расквартированного в городе частей 2-го Степного корпуса при аскете-атамане не решались предаваться развлечениям, а анненковцы… Чувствовалось, что среди «партизан» не так уж много «истинных» офицеров, кто не был произведен из казачьих вахмистров, или урядников. Скучая в обществе знакомых девиц, Лиза увидела, как к ее отцу подошёл какой-то хорунжий-анненковец. По выправке и манерам чувствовалось, что и он совсем недавно и скоропалительно произведен в офицеры из казаков. Тем не мене отец пожал этому увальню руку и стал с ним оживленно разговаривать. Потом Ипполит Кузмич взял хоруежего за локоть, подвёл к Лизе и представил:
– Вот дочка, познакомься, хорунжий Степан Решетников. Представляешь, какой сюрприз, он брат мужа Полины Фокиной, которая теперь уже Полина Решетникова. Хорунжий, это моя дочь Лиза, ближайшая подруга вашей невестки. Вы, наверное, знаете, Поля нам как родная…
Наконец всё-таки начался настоящий бал. Начался по давно уже заведенной традиции вальсом «На сопках Манжурии», но танцующих сначала набралось немного. В отличие от большинства прочих дам и барышень, кавалер у Лизы вроде бы обозначился. Но это был совсем не тот кавалер. Брат мужа Полины оказался на редкость неотесанным мужланом, судя по всему попавший на бал впервые. Танцевать ни вальс, ни какие другие «благородные» танцы он не умел, в чем, ничуть не стесняясь, сразу же и признался. Зато Лиза узнала от него массу подробностей о жизни своей подруги в доме мужа, о чем Полина в письмах умалчивала. Степан вообще оказался довольно говорливым:
– … Я ж чего к папаше-то вашему подошел. Гляжу личность мне его знакомая. Подумал и вспомнил. Это же купец, который у нашего станичного атамана Тихона Никитича, пшеницу кажный год покупает, и склады на Гусиной пристане держит. Не один раз папаша ваш к нам в станицу приезжал, вот я его и припомнил. И вас барышня я помню, летом 14-го, аккурат перед войной, вы с им, папашей вашим и матушкой приезжали, в доме у атамана нашего гостевали. Ну, тогда-то вы еще совсем молоденькая были, а счас не узнать… барышня видная. Кабы не папаша ваш, не узнал бы ни за что, – Степан сделал что-то вроде комплимента, и вновь принялся рассказывать о причинах побудивших его подойти к Ипполиту Кузмичу. – Так вот, думаю, раз он, папаша ваш, нашего станичного атамана хороший знакомец, и здесь человек не маленький, то я как теперь Тихону Никитичу сродственник, то, значится, имею все права тоже с ним поручкаться…
Это многословное обоснование настолько утомило Лизу, что она поспешила направить рассказ хорунжего несколько в иное русло:
– А вы, значит, у Анненкова служите?
– Так точно, у Бориса Владимирыча.
– А дома давно не были?
– С месяц назад ездил, как раз опосля славгородских дел. Небось, слышали, как мы этим мужикам ввалили по… – тут хорунжий хотел вставить крепкое словцо, но вовремя спохватился. – Извиняйте барышня, чуть по-нашему по казацки не сказал, забылся что с образованной барышней разговор веду. Дома-то как приехал, не раз вот так же скажу что-нибудь, а на меня, то мать, то отец цыкают. Дескать, не матерись, у нас Поленька, она к словам таким непривычная. Вот и пришлось в родном доме рот чуть не на замке держать.
