– Да брось ты мать, растет парень, смолоду вся еда в кости идет, а не на мясо, это уже с годами мужик матереет, а в его годы все справные парни так выглядят. Это на девке мясо должно быть, потому что парням нравится, а тут все наоборот, девкам больше поджарые по душе. Вспомни, мать, разве ты за меня пошла бы, если бы я в те же двадцать лет так же как сейчас с брюхом ходил, и шаровары в заду лопались?… Ну вот, а ты говоришь…
Володя, как, наверное, и положено большинству подростков в шестнадцать лет, не обращая особого внимания, ни на причитания матери, ни на наставления отца, много времени проводил у Решетниковых и, конечно, возобновил начавшиеся в прошлом году отношения с Дашей Щербаковой, которые тогда носили довольно целомудренный характер, они даже на «ты» не успели перейти. Он с восхищением слушал рассказы пока еще малоподвижного Ивана, о боях за Андреевку… В то же время от него не укрылось перемены, которые произошли с Полиной, и даже не столько внешне. При такой наследственности со стороны матери, можно было с большой вероятностью предположить, что сестра в замужестве начнет заметно полнеть. Володя, прежде всего, был удивлен, насколько изменился ее характер. Из задорной озорницы сестра за сравнительно короткий срок стала неторопливой, обстоятельной казачкой. Она даже не гнушалась иногда, когда дома отсутсвовали свекровь и Глаша, мыть полы и доить корову, хоть ее к этому никто не понуждал. В руках она теперь частенько держала какую-нибудь штопку или вязку. На вопрос брата, что вяжет, ответила: «Ване носки… Хочешь, и тебе свяжу?» Но удивляться Володе, в общем, было некогда. Его прежде всего тянуло на улицу, он соскучился по станице, которая пыталась жить как прежде. Так же справлялись все церковные праздники с обязательными богатым угощением и питием самогона и пива. Несмотря на то, что прошло уже три мобилизации: первоочередников, добровольцев-аннекновцев, и казаков второй-третьей очереди, «мобилизационная политика», проводимая станичным атаманом, позволила довольно многим казакам служивого возраста остаться дома и жизнь в станице по-прежнему, что называется, кипела. По вечерам улицы заполняли парни и девицы, играли гармони и весело звучал смех, полупохабные частушки, песни… Вдовы и калеки, сидя дома, слушали этот уличный праздник жизни, и… кто-то скрипел зубами от злости, а кто-то понимающе вздыхал – ничего не поделаешь, жизнь продолжается.
Володя теперь по вечерам встречался с Дашей, тоже приехавшей на свои гимназические каникулы. Еще год назад, когда он познакомился с нею на свадьбе сестры, четырнадцатилетняя девушка произвела на него сильное впечатления, сейчас же спустя год… Сняв свое форменное гимназическое платье, и облачившись в домашнее выходное, ставшее ей и коротковатым, и тесноватым… она сразу из гимназистки превратилась в юную казачку, у которой вдруг обнаружилась едва заметная год назад грудь, гораздо сильнее стали выделяться бедра, и даже выдавался вперед небольшой животик. Ровесники и подростки постарше сразу заметили все эти превращения, когда Даша с отцом, матерью и младшими братьями пришла в воскресенье в церковь. А вечером, когда она впервые вышла на гульбище, парни стали наперебой приглашать ее прогуляться по станице. Но Даша повела себя с достоинством, отказывая всем… пока не приехал Володя. Они пошли на берег Бухтармы и гуляли до темноты, глядя на уже успокаивающийся, в преддверии встречи с Иртышем, шумный поток горной реки. Володя без умолку рассказывал Даше об Омске, какие фильмы смотрел там в кинематографе, о том, что собирается после окончания корпуса подаваться к Анненкову. На что Даша, обнаружив не по возрасту трезвый подход к жизни, возразила:
– Володя, мне кажется, вам сначала надо в юнкерское училище поступить и закончить, как муж вашей сестры Иван Игнатьевич Решетников, а потом уже загадывать как жить. А война к тому времени закончится, я думаю… На войне ведь и убить могут. Вон у соседей наших, Кузнецовых, сын ушел с шурином вашим к этому Анненкову, и что… Убили, даже похоронили не дома, а в братской могиле. Я ведь видела самого Анненкова в прошлом году, он в Усть-Каменогорск приезжал, не понравился он мне… Вы бы не спешили воевать-то…
