В один из дней в госпиталь с легким ранением руки заявился Арапов. Увидев Ивана, он подсел к нему.
– Здорово… Слышал, слышал о твоих подвигах. Тебя, что в подъесаулы произвели?… Поздравляю, – блудливые глаза Васьки бегали по сторонам, словно чего-то искали и не могли найти.
– Ты лучше, чем меня поздравлять, за души наших земляков-одностаничников помолись, – хмуро ответил Иван.
– Ну, это тебе сподручнее. Не я их на смерть-то повел, – тут же наотмашь вдарил Васька.
– Ладно, чего ты тут? Иди своей дорогой, – не захотел больше разговаривать с однокашником Иван.
Но тот, напротив, был очень предрасположен к общению:
– Да ты, Вань, не серчай. Я ж все понимаю. Как говорит наш атаман, войны без потерь не бывает.
– Иван не ответил, и Васька, которого словно распирало «раскрыть душу», вдруг принялся рассказывать о себе:
– А я сейчас в «отряде особого назначения» при контрразведке служу. Слыхал о таком? Нас еще опричниками зовут. Про меня, наверное, тоже знаешь… ну про то, что я в Семипалатинске бабу на балу грохнул? Пьяный был в дымину, а эта сука меня, офицера, по морде, при всех. Папаша ее, то ли почтой, то ли телеграфом там командовал… так себе бабенка, а сколько из-за нее потом шума было. А до того у меня купеческая дочка была, я даже в дом их был вхож. У той папаша жутко богатый. Да ты их знать должен, твоя Полина подруга этой Лизки Хардиной. Да, конечно, если бы я эту не упустил, у меня бы все по-иному вышло. То невеста, так невеста. Но понимаешь, не давала. Все разговоры говорили, про цветы да погоду, стишки там всякие читали, альбомы ее с фотографическими карточками смотрели и ничего боле, даже пощщупать себя как следует не давала, а если выпивший приходил, так почти сразу и выпроваживали. Тут еще и папаше не больно я глянулся. Потом вообще и приглашать, и пускать перестали. Я и плюнул, чего-чего, а баб-то кругом и без этой Лизки полно. Ну, а на том балу вот так все вышло… Хорошо еще, что не расстреляли. Я попу нашему дивизионному отцу Андрею в ноги упал, упросил его к атаману сходить, попросить за меня. Пронесло, только с офицеров разжаловали. Но я не долго горевал, уже в Сергиополе друга своего старого встретил Веселова, начальника контрразведки, он меня вот в опричники и определил. У них жить можно, у них весело. Вчера вот тут одну деревню неподалёку «чистить» ездили. Ну, а там как везде, мужиков кроме стариков и мальчишек ни одного нету, все у красных. Что делать, ясно все красным сочувствующие. Всех из домов выгнали, а баб отдельно в одну избу загнали, на лавки повалили, платья и исподнее с них поснимали. Орут, конечно, а мы их плетьми… Тощие в основном, смотреть не на что, второй год тут воюют, жрать нечего. Но нашлась и ядреная одна, уж мы ее шестиюймовками с нашим полным удовольствием отходили. – Васька для наглядности замахнулся. – Ее как перетянешь, а она аж визжит… Потом узнал, мужик ее был там председателем сельсовета, оттого она и не голодала как остальные, и такая гладкая оказалась. А сейчас он в Черкасском ротой командует. Мы этих красногвардеек, значится, сначала выпороли, потом отпороли… ха-ха. Одна вот за ладонь меня укусила, когда я ее заваливал. Сначала и внимания не обратил, а потом гляжу пухнуть начала. Видать зубы у нее гадючьи, ядовитые. Вот перевязать пришел…
– Слушай… ты тут дело свое сделал, перевязал свою рану боевую!?… Ну и двигай, – перебил Иван, не в силах больше слушать рассказы земляка и бывшего однокашника по кадетскому корпусу, к неудовольствию некоторых прочих слушателей, которые внимали бравому карателю с явным интересом…
В конце марта боевые действия перешли в фазу вялотекущей войны. Анненков не мог продолжать большое наступления из-за острого недостатка боеприпасов, в первую очередь снарядов. Такие же проблемы испытывали и красные. Оренбургская армия белых атамана Дутов в ходе общего наступления на Восточном фронте перерезала туркестанскую железную дорогу. Таким образом, красные части, действующие в Семиречье, оказались отрезанными от снабжения из Центральной России. Необходимость экономить боеприпасы обоим воюющим сторонам привела к тому, что костер войны в Семиречье, вспыхнувший, было, в начале марта не разгорался, а еле тлел. Иван к тому времени уже встал на костыли. Облачившись в форму, он пошел в штаб и записался на прием к атаману…
