В этот раз наша провинность была отмечена долгой лекцией о несносных детях («…да когда же это прекратится, в конце-то концов!», «…для кларнетистов сам Моцарт составлял партитуры!» и «…вначале заработайте, потом ломайте!»), двумя звонкими подзатыльниками, получасовой ссылкой в угол и перебиранием двух кило гречневой крупы. Очистка от мусора магазинной гречки или риса было одним из самых неприятных родительских наказаний. Помнится, рассыпаешь по всему кухонному столу крупу и вечер кряду вылавливаешь из неё мелкие камушки, кусочки проволоки, сухие стебельки, а то и магазинный мышиный помёт. Указательным пальцем – тык-мык, тык-мык, тык-мык. Тык – вверх пальцем поволок камушек, мык – вниз стебелёк потащил. Право, такая тоска! В машинки бы поиграть, в лото или в домино, так не же, сидишь и ковыряешься в этой бесконечной гречке! Какая неведомая сила насыпала в неё столько камней и хвостиков?!
Ввиду тяжести домашнего преступления, на следующий день родители закрепили наказание секретно-трудовым заданием. На маминой работе прошмыгнул слушок, что на бахче, в десяти километрах от города, объявились правильные сторожа. Ну, в смысле, склонные к потере бдительности от созерцания тормозка с водкой и закуской. Поллитрушка водки и две банки томатной кильки выключали чуткость сторожей где-то на тридцать-сорок минут. Два пузыря и хорошая закуска оглушали бахчевников уже на три-четыре часа. Фиолетовый двадцатипятирублёвый четвертак вообще творил чудеса. В советское время это были огромные деньги. На них можно было купить два мешка первосортной муки, сто литров молока, два килограмма чёрной икры, десять килограмм варёной колбасы, десять-пятнадцать килограмм свиной вырезки, два железнодорожных билета на поезд «Ленинград – Москва» или оплатить обеды в заводской столовке на месяц вперёд. Такая банкнота притупляла зоркость и слух неусыпных полевых стражей до самого утра.
Извечный советский «дифцит» промедлений не терпел и не прощал. Отец живенько договорился со своим кумом дядей Толей, прихватил в дорогу меня со Славуней, и на стареньком УАЗике дяди Толи, ближе к вечерней темноте, наша компания прибыла на место наживы. Подмаслив сторожей двумя бутылками казёнки, банкой кабачковой икры, буханкой хлеба и завёрнутой в грубую бумагу полупалкой «Докторской», мы принялись тягать с бахчи блестящие тёплые арбузики и грузить их в салон микроавтобуса. Загрузились, отвезли домой, скинули. Вернулись. Загрузились, отвезли, скинули. До ночи три ходки успели сгонять. Ох, ну и разжились мы тогда витаминами! Ну и наработались горе-музыканты!
Помню, эти халявные арбузы заполонили нашу квартиру по колено. Арбузные сухие хвостики и зелёные макушки виднелись буквально повсюду – под кроватями, в коридоре, на балконе, под кухонной раковиной и даже в платяном шкафу. В квартире воцарился восхитительный аромат астраханской бахчи, а сочная ягода прочно вошла в наш дневной рацион. Салаты из арбузной мякоти, мяты и сыра, арбузно-молочные коктейли, замороженное арбузное эскимо, фруктовое желе, варенье из арбузных корок, и даже арбузный компот на целый месяц вытеснили из нашего холодильника традиционную и привычную еду и напитки. Тем не менее, как мы ни налегали на арбузное меню, за месяц поедания сладких бахчевых культур стало понятно, что минимум половина урожая всё равно прикажет долго жить. Недолго думая, родители обзвонили ближайших знакомых, рассовали кавуны по авоськам и мешкам и отправили меня со Славуней в добрый путь – разносить сочный товар по многочисленным квартирам и подъездам. Бросовые десять копеек за кило против розничных пятнадцати сделали своё дело – арбузики брали с удовольствием.
Неожиданно, торг пошёл. В результате наших многочасовых усилий, из арбузного плена удалось вызволить коридор и платяной шкаф. Оккупированные балкон и пространство под кроватями тоже вскоре освободили – заквасили вознамерившихся гнить оккупантов в тридцатилитровые кадушки, которые стояли у нас в гараже. Наторговали мы с сестричкой целых семнадцать рублей – деньги, по тем временам, немалые! Родители обменяли мелочь на бумажные купюры, пятёрочку забрали себе, уже и не помню на что, а двенадцать рубликов торжественно презентовали нам со Славуней. За труды наши тяжкие. Мол, честно заработали. И долго ещё дворовая ребятня завистливо вздыхала оттого, что у нас с сестричкой имелось по два зелёных хрустящих троячка. Впрочем, продержались они недолго…
