Мужская компания — она мужская компания и есть; мужчинам положено подолгу развлекаться, во всякое время суток палить из ружей в приступе пьяного ухарства, положено выказывать самостоятельность и независимость. Если только Екатерина чему и завидовала, так лишь возможности сесть на лошадей и умчаться — в ночь ли, в туман, в дождь... Она была неравнодушна к верховой езде и одно время ежедневно каталась верхом, однако невинная эта любовь вызвала неудовольствие её величества, которая опасалась возможного бесплодия великой княгини, — и потому Екатерина принуждена была сменить седло на потёртый плюш сидений кареты. И вот когда перед окнами проносились, посвистывая, гикая и вообще стараясь производить как можно больше шума, великий князь с приятелями, у Екатерины обыкновенно портилось настроение. Накрепко связанная в памяти с графиней Бентинген и её восхитительными уроками верховой езды, лошадь оставалась для её высочества как бы живым реликтом наиболее счастливой поры тогдашней жизни.
Так бы и жила Екатерина сама по себе, если бы мужская компания не приросла за счёт Чоглоковой.
Поначалу великая княгиня вообще не заметила перемены, поглощённая сборами и подготовкой к переезду на зиму во дворец, императрицы, где для молодой четы была уже устроена точная копия летнедворцовых апартаментов с особой комнатой посредине — специально для надсмотрщицы и доносчицы её величества. Однако перемена, пусть и не Бог весть какая, произошла уже тогда. Молодые люди вовсе не рассматривали Чоглокову в качестве дамы, и тому имелись свои веские причины: приходила она на вечеринки великого князя как бы по заданию и неизменно приводила с собой увальня-мужа (который, правда, бывал не опасен, поскольку от первой же рюмки косел, а после третьей-четвёртой и вовсе выходил из игры), да и вообще — ну какая, к чёрту, Чоглокова дама? Противная, въедливая дылда с угреватым круглым лицом. К тому же официальная шпионка её величества. Другое дело, что при откровенном неприятии великий князь даже и не мыслил о том, чтобы выставить Чоглокову за дверь или же вовсе не впускать её к себе в комнаты. А ну как её величеству потом невесть что наплетёт — объясняйся после... Но как бы ни относились к ней Пётр и его приятели, а в присутствии Чоглоковой они делались гораздо более сдержанными и не практиковали более тех грубых развлечений, которые поначалу великий князь пытался сделать нормой однополой компании.
Вслед за Марфой Семёновной кружок великого князя дополнился Катенькой Карр; по случайности полное имя-отчество у неё было «Екатерина Алексеевна», и хохмач Нарышкин, желая угодить Петру, посоветовал приглашать незамужнюю Екатерину Алексеевну Карр, прибавив, что если Елизавета учинит ещё гневаться на розное житьё великого князя и великой княгини, то Пётр всегда сможет оправдаться, уверив её величество в том, что Екатерина Алексеевна бывает чуть не всякий вечер приглашаема на тихие развлечения в кругу мужа и его друзей. Но, разумеется, не одно только совпадение имени и отчества сыграло главную роль. А сделавшись завсегдатаем молодёжных сборищ, Карр, понятное дело, запросила себе подружку, какой вскоре была сделана Татьяна Татищева.
Не сказать, чтобы развлекались на половине великого князя очень уж весело, однако по сравнению с монашеской жизнью великой княгини там прямо-таки бурлило веселье, прямо-таки неуёмное, прямо-таки пир тела и духа был там.
И вот в один прекрасный вечер, под козлиное, нарочито идиотическое пение Нарышкина, в весёлую комнату вошла принаряженная великая княгиня. Не ожидая такого рода вторжения, все обернулись к двери, Катерина Карр успела оправить платье. Семь пар, семь затуманенных вином пар глаз смотрели на неё. Великая княгиня понимала, что если потерпит фиаско и окажется вышвырнутой за пределы чужой половины, осмеяна и освистана, если, словом, такое произойдёт, то произойдёт в первые же минуты, может быть, даже секунды.
— Что надо? — нелюбезно сказал Пётр.
— Так... — робко начала было Екатерина.
— И очень хорошо, что пришли, — властным спокойным голосом сказал Сергей Салтыков, поднялся и, пользуясь коротким замешательством своих приятелей, подошёл к великой княгине, взял её за руку и усадил в кресло, как если бы не Пётр, но он был здесь полноправным хозяином. — Немного вина вы позволите?
