— От того, как наша армия выполнит приказ командующего, в значительной степени зависит успех контрнаступления войск фронта. Это слова члена Военного Совета фронта… Кленово должны взять в первые два дня! Вы понимаете, какая ответственность легла на наши плечи? Командирам и политработникам на отдых в эти дни времени не отпущено.
У выхода остановился:
— Полковник, сегодня ночью «язык» должен быть в штабе.
— Приказ будет выполнен!
— «Языком» интересуется командарм. Одного, двух… Не скупитесь, — улыбнулся генерал.
— Понятно.
— Усиленно занимайтесь с истребителями танков. Они сознательно идут на верную смерть и не жалейте для них теплого слова.
Генерал вернулся:
— Вы знаете, что мне сказал сегодня боец? «Если я не сумею подбить танк, то брошусь под гусеницы и, прежде чем оборвется во мне жизнь, я успею выдернуть чеку из гранаты».
Генерал резко повернулся и, не прощаясь, вышел.
— Товарищи командиры! — подал команду Чанчибадзе.
Все встали.
Вышел Хетагуров из землянки и долго ходил на ветру.
От землянки до траншеи было сто сорок шагов по узкому ходу сообщения. Яша же отсчитал сто тридцать шесть и вдруг свернул по траншее вправо. В окопе под натянутой трофейной плащпалаткой сидели бойцы, Яша видел их валенки. Остановился.
— Он на нас танками прет, а мы живой стеной стоим. Один упал, другой… Осталась нас горсточка. Ночью взял, спящих. Никто не ушел. Бежал я с дружками, из вагона выбросился. Ничего, кости остались целы.
— Да, было время жуткое.
— Погоди, еще будет жарко.
— Да нет, фриц уже не тот.
— Керосину не хватает.
— А может, у нас силенка прибавилась?
— И то правда, — согласился Матюшкин. — Помню, в начале воины, в одном окопе сидел я, а в другом сосед… Друг друга не видели в бою. А теперь траншеи. Вроде бы мелочь…
— Какая на войне мелочь?
Одессит приподнял край полога, пригнулся:
— Кролики, митингуете?
Ему обрадовались:
— Главный брехун, привет.
— Айда сюда.
— Ты куда?
— На кудыкину гору. Чтобы ты меня кудыкал, — огрызнулся Яша и пошел, думая о лейтенанте Матюшкине, которого назначили взводным. И Яшу повысили. Если с лейтенантом что случится, то он возьмет командование на себя. Лучше не надо. Пусть Матюшкин живет еще сто лет.
Над картой склонились трое: командарм, Хетагуров и командир партизанского отряда.
— А вот в этом лесу, — палец партизана скользнул по карте, — наша запасная база. В случае нужды отряд уйдет сюда. Но не думаю… В назначенный вами час, Дмитрий Данилович, мы ударим так, что он не успеет опомниться.
— Понятно, — в задумчивости проговорил командарм. — Скажи, а что если мы вас подкрепим людьми и минометами?
— Нет, ни к чему, — запротестовал партизан.
— Почему? — удивился Хетагуров.
— Тысяча активных штыков что-то значат в тылу неприятеля!
— Конечно, — согласились в один голос генералы.
— Поймите нас… Не хочется делить славу на двоих, — отшутился партизан. — Спасибо за заботу.
— А ваши плечи выдержат?
Командарм пытливо посмотрел на него.
— Ноги у нас сильные.
— Ну, ну… Значит, все обговорили?
— Как будто.
— Вопросы к нам есть? — командарм встал.
— Нет, товарищ генерал.
— Тогда не будем терять времени.
Командарм пожал руку партизану.
Партизан и Хетагуров вышли.
Посреди комнаты вытянулся немецкий обер-лейтенант. Командарм ходил из угла в угол, отмеривал комнату широкими шагами.
Командарм остановился и посмотрел в упор на офицера:
— Как можно расстреливать пленных, мирное население? Варварство! Вы не задумывались над тем, что проиграете воину?
— Нет, герр генерал! Ми думаль бистро, далеко наступайт.
— Думали… В этом одна из многих ошибок Гитлера. Вы не сегодня-завтра начнете отступать.
— Понимайт.
— Поздно, батенька… А вы представляете себе русского солдата в Берлине?
Офицер опустил голову.
— По логике вещей он должен мстить, быть лютым зверем.
— Я есть либерал…
— Да уж берите выше. Рабочий! М-да! У вас будет много времени поразмыслить о том, как жить после войны. Хорошенько подумайте, на досуге.
Командарм открыл дверь: за порогом стояли два автоматчика.
Офицер щелкнул каблуками.
