— Видите, какой я неудачник! Надо же было схватить именно эту газету! — Веселый парень кивнул на прощанье Микки и вышел из купе.
Капитан быстро собрал вещи, накинул плащ, поправил перед зеркалом шляпу — он еще не успел привыкнуть к штатскому одеянию — и во всеоружии ступил на землю Диньдона.
Без пяти девять полицейский Филипа с трудом растолкал черноголового парня, безмятежно спавшего на скамье.
— Вставай, господин комиссар идет!
Парень неохотно встал, потянулся, оглядел полицейский участок и строго спросил:
— А где кофе?
— Кофе? — Филипа растерялся, но, сообразив, что парень шутит, рассердился. — Сейчас господин комиссар покажет тебе кофе!
В подтверждение за дверью грозно загудела железная лестница. Ровно в девять дверь открылась и в участок величественно вошел комиссар Фьють. Он прошел мимо парня, будто того и не было в комнате, уселся за стол, раскрыл книгу происшествий и прочитал короткое донесение о задержании неизвестного лица мужского пола без особых примет за безбилетный проезд в поезде № 33.
Фьють сурово посмотрел на парня, беззаботно облокотившегося на деревянный барьер, и металлическим голосом сообщил:
— За проезд без билета — штраф пять монет или две недели отсидки…
— Ни того, ни другого, — улыбнувшись, ответил парень. — Видите ли, уважаемый господин комиссар, денег у меня нет. Свободного времени тоже…
Комиссар хотел было резко одернуть наглеца, но вдруг заметил у него в руках иностранную газету. Это показалось ему необычным. Все безбилетники, которых прежде доставляли в участок, выдумывали незатейливые истории об утерянных билетах и украденных бумажниках, канючили, умоляли. А этот черноголовый держится независимо, все время улыбается, заявил, что у него нет свободного времени. И эта газета…
— Что такое? — спросил Фьють, показав на газету.
— «Лимонинг пост». Собственно, из-за этой газеты я к вам и попал…
— Вы попали к нам из-за газеты?
Смутная догадка мелькнула в комиссаровой голове.
Еще не веря ей, Фьють нерешительно спросил:
— А что, в этой газете написано про наш город?
— Есть тут одно объявление… — многозначительно, как показалось комиссару, ответил парень, разворачивая газету.
— О продаже земли? — стараясь не показать волнения, медленно произнес комиссар. — Королевская улица, Моторолли?
Парень заглянул в газету.
— Точно, господин комиссар. Моторолли…
— Так что же вы сразу не сказали! — Фьють вскочил и радостно протянул парню руки. — Я тоже имею к этому отношение. Филипа, немедленно беги в «Помпею», пусть Сервантус готовит завтрак. Кофе и все что нужно. Быстро!.. Да, скажи, что я сейчас приду с господином по поводу огородов…
Филипа моментально исчез за дверью. Дождавшись, пока гулкая лестница проводила полицейского, комиссар хитро подмигнул парню:
— А здорово вы работаете! Прекрасно владеете нашим языком. Одежда как у самого настоящего безработного. Школа!
— Приходится, — скромно улыбнулся парень.
— Я понимаю, понимаю… В этом деле не нужно лишней огласки. Что вы скажете, если мы сначала позавтракаем, а потом приступим?
— Хотел бы я видеть человека, который в моем положении отказался бы от завтрака…
— Вот и хорошо. Тогда начнем с кофе!..
Когда Фьють и парень вошли в «Помпею», Сервантус колдовал за стойкой, сбивая немыслимо сложный коктейль. Увидев гостей, он бросился навстречу и церемонно представился:
— Коммерсант Сервантус, член КАП.
Парень одобрительно оглядел громадную тушу ресторатора и сказал:
— Вы очень напоминаете мне моего дядю. Он тоже коммерсант. Его специальность — подержанные автопокрышки…
— Подержанные… — понимающе улыбнулся Фьють.
— Зовите меня просто Трей, — предложил парень, пожимая мощную лапу ресторатора.
— Конспирация, — шепотом пояснил комиссар.
Сервантус подвел гостей к роскошно накрытому столику.
— Прошу вас, господа.
Парень не заставил себя упрашивать. Он уселся за столик и мигом разрушил его торжественное великолепие. Накрахмаленную салфетку, стоявшую, словно часовой, у тарелки, бросил себе на колени, сразу же перепутал ножи, вилки и рюмки и, будто опустошительный ураган, пронесся над блюдами с закуской.
«Не умеют у них ценить этикет, — скорбно подумал Сервантус, поглядывая на Трея, с аппетитом обрушившегося на яичницу. — У нас в Старом свете завтрак выглядит пристойней».
