— Тогда опять не понимаю, — изобразил полное равнодушие Альберт Васильевич, — что вам мешает стать первым человеком в городе Семь Колодцев и баллотироваться в кнессет?
— Мало одной дискеты, я же говорил вам! — досадовал Яков. — Нет расшифровки Лаптева!
Информация заслуживала внимания, но Альберт Васильевич виду не подавал.
— Видел я Лаптева, — кивнул Мастачный. — Только он не из тех людей, кто раскалывается.
— Альберт Васильевич, вы должны знать людей, которые любые орешки раскалывают, — намекнул Яков. — Дискета моя, Лаптев — ваш, идет?
Альберт Васильевич без слов протянул руку Якову. Ладошка у того была потной даже в сухости горячей сауны.
— Что мы все о делах, о делах! — высвободил руку Альберт Васильевич. — А не развлечься ли умным людям?
— Я готов, Альберт, — стал на одну доску с Мастачным Яков.
Альберта Васильевича знатно покоробило такое амикошонство, но в данном случае пришлось сказать себе: молчи, грусть, молчи.
— Сейчас определим готовность, усмехнулся он и хлопнул в ладоши: — Люди!
Явились люди. Зинка и Люция. Свою личную Виолу, как знал, не взял. Люди явились голяком.
— Ноже мой! — восхитился Яков. — Какие люди! В других местах такие брали бы по пятьсот баксов за сеанс.
Якову крупно повезло на халяву.
Альберт Васильевич распорядился:
— Обслужить сего мужа по классу люкс, чтобы голос его стал тихим и проникновенным. Готовность номер один, Яков…
И тотчас замотался в простыню. Хоровых спевок Альберт Васильевич не терпел. Да планчик с Лаптевым следует обдумать одному: вдруг появятся дополнительные вопросы?
Пока Яков млел в опытных руках массажисток. Альберт Васильевич обсосал планчик. Лаптев, как он уже понял, не тот мягкий фрукт, какой можно изрезать на закуску и выжать как лимон. Для подобных случаев папайя свел его с главарем боевиков Геной Крокодилом. Бывший спортсмен, уходя в запас, избрал для себя вечно кормящую специальность: воровали на Руси и воровать будут, грабили таких на Руси и грабить будут. Ятя начала он сколотил команду робингудов из прежних партнеров, деятельно помог им организовать собственные дела, куда входил на правах учредителя, имея постоянную отстежку. Робингудство прекратилось, едва ФСБ и милиция взялись отлавливать вольных стрелков с пристрастием, и надо ли рисковать собственной шкурой, если подросли молодые и задиристые, лишенные уважения к опыту старших, которые зарились на накопленное благополучие, а норой и скалились, требуя дележа? Он постепенно отстранился от активных дел, по первой просьбе трудящихся не спешил на разборки, выбирая для своей команды, дело, но не дельце.
Конечно, альтруистом он не стал и свою половину брал, но доля от пятисот баксов и пятисот тысяч разницу имеет, и последняя отливает весомым звуком, как папаша-колокол на высокой и прочной звоннице. Поэтому просьбу сынка Мастачного о встрече он сразу не принял, а постарался побольше узнать о его последних подвигах. Поджог ларьков в Подмосковье затрагивал его косвенно: подставилась его команда, которую отстреляли баркаши, выплатив ему компенсацию за моральный и материальный ущерб. Много, мало ли, но баркаши отвалили ему десять миллионов новыми деревянными. Половину он по закону отдач увечным и семьям погибших, остальное пошло ему и в общак.
И вот погорелец Мастачный-младший ищет с ним встречи. Навели справки там-сям, убедились: Мастачный не требует компенсации, а сулит дело покруче ларьковых прибылей.
— Ладно, — согласился Гена Крокодил, выслушав доверенное лицо из своих. — Готовь встречу. А нет ли сигналов, что сын Мастачного собирается выехать за рубеж? Отдохнуть или, возможно, совсем?
— У него три особняка: в Австрии, Швейцарии и Англии, — отвечал Крокодилов знаток чужих дел. — Из Швейцарии и Англию переведена значительная сумма — сто тысяч долларов — на счет реставрационной строительной фирмы.
— Это хорошо, — кивнул Гена Крокодил. — Сынок собирается осесть в Англии основательно. Значит, и дело предложит основательное. Готовь встречу.