— Убежали двое, товарищ капитан! Этого еле перехватили.
— Вижу. Отставить…
Он нагнулся надлежащим, приподнял веко, пощупал пульс.
— Вроде жив. Врача сюда!
Вместо врача появился хмурый подполковник, завис над распластанным Судских.
— Эх, лимита сраная, даже бить нормально не умеете. Всего мужика изувечили… Постой-постой, из-за него бар-каши бучу подняли! По описаниям — точно он. Давай быстро приводи его в чувство. — приказал он капитану. — За ним приедут.
— Так это тот самый? — снова стал разглядывать Судских капитан, — Ничего себе…
— Тот не тот, а предъявить надо было в целости. Хаю теперь не оберешься.
Да ладно тебе, — успокаивал капитан. — В управу перевозят и пусть сами разбираются. Оказал сопротивление. Не забили до смерти — пусть судьбу благодарит.
— Херню нести не надо, — грустно усмехнулся подполковник, — Сегодня он лежащий, а завтра? Дынин и Комков уже допрыгались. Когда картошку из Турции в Россию возят, кому будет дело до тебя или меня?
Времечко, — сплюнул капитан.
Судских на этот раз приходил в себя тяжело. В голове мощный оркестр наяривал заключительную часть «Болеро» Равеля, тело, повинуясь дирижеру, исторгало один сплошной вопль, глаза не хотели открываться, да и жить не хотелось.
Его никогда не били. Сам драться не любил, и с ним не дрались.
За одну ночь он получил тройную порцию справедливости беспредела и беззакония силы.
Сознание затмилось опять, когда его подняли и понесли куда-то по коридору, который норовил превратиться в сияющий никелированный желоб.
— Ну как? — услышал он знакомый Голос.
— Погано, — ответил Судских.
— Так тебе и надо, — без сожаления позлорадствовал Голос. Закон жизни неизменяем: не ты бьешь, тебя быот.
— Закон слабых, — возразил Судских. — А простой мужик лучше тебя задачку решил. Без омонов и шмонов жить надо.
— Очень умный стал? Сермяжной правоты набрался? Ничего, я тебе еще дам возможность жить по этой правде…
Нехорошее предчувствие саднило младшего Мастачного. Когда с такой выверенной методичностью и хладнокровием уничтожают торговые точки, это не пустячок, хотя и дорогостоящий, не война кланов и улиц, это — политика. Это или красные пошли на белых, или хохлы на евреев, или в общем котле выкипает терпение.
«Кому я перешел дорогу? — доискивался причин Альберт Васильевич. — С конкурентами лажу, со всеми фракциями в Думе дружу, по мне что Лебедь, что Лужков, что Таня Дьяченко, был бы навар. Я человек мирный».
Раздумья привели его к одному выводу: надо встречаться со своим шефом безопасности Луповым и послушать его доводы.
Добравшись до своего офиса и Кривоколенном переулке, он первым делом вызвал к себе Лунова. Дожидаясь, он выпил литровую бутылку минеральной волы.
Жара донимала его, даже когда он совершал короткий переход из своего лимузина с кондишеном до офиса с кондишеном, в любом другом помещении без прохлады он умирал от духоты. Он корил себя за чрезмерное потребление жидкости, но, дорвавшись до питья, остановиться на середине не мог. Впрочем, во всем проявлялся его упрямый характер, если сказать для хваленой газетной статьи, в обиходной речи это называется жадностью, в научной терминологии синдромом Чубайса — Дьяченко.
Происходящее с ним Альберт Васильевич относил к потере равновесия в природе, к ухудшению климата и экологии в целом. В кои-то веки на Москву обрушился ураган! То жара под сорок, то ливень ведрами. А при чем тут он? Природа мешает ему жить нормально, заставляет излишествовать. «Добаловался человечек, — рассуждал он о посторонних, — нарушил закон сублимации Фрейда, вот природа и возмутилась… Все суки».
Вошел начальник службы безопасности.
Мастачный оглядел его с неприязнью. Года три назад, когда он брал на службу Лунова, бывшего майора КГБ, Лупов был преданным ему и деятельным работником, но в последнее время у него появилось собственное мнение. Дошло до Альберта Васильевича, что Лупов открыл на имя жены фирму и проворачивал через нес прибыльные сделки, пользуясь осведомленностью в делах шефа. Отстроил особняк в три этажа, завел для себя джип «юкон», «мерс» для жены, организовал Принстонский университет дли сына, а рок-звезду Гарри Малфейза (Гришу Малофеева) в мужья дочери — будет такой преданным?