— Даш, что ты такое говоришь? — Я попыталась зажать Дашке рот. — Разве можно про мать-то?
— Можно! Потому что это она во всем виновата. Это мы из-за нее так живем! Из-за ее проклятой гордости, от которой уже давно не осталось и следа. Пропила, прокурила! Я никогда не забуду, как я ей дневник с оценками принесла, а сама ушла в комнату уроки делать. Вернулась, а у нее на кухне уже какая-то пьяная сволочь сидит, и мать прямо на моем дневнике разделывает селедку. Ты можешь себе представить?!
— Даша, но ты же уже большая девочка и должна понимать, что мать больна. Алкоголизм — это болезнь, понимаешь?
— Если мы здесь останемся, то все с ума сойдем. Я хочу заработать денег, уехать отсюда и не видеть ее пьяную рожу. Забыть эту жизнь как страшный сон…
Неожиданно Дашка замерла, она обернулась, лицо ее исказилось от испуга. Громко закричав, Дашка резко бросилась на меня, и мы грохнулись на землю. Ничего не понимая, я приподнялась и увидела, как с места сорвалась машина, стоявшая неподалеку. Я беспомощно отстранила от себя навалившуюся Дашку и увидела, что на груди у нее расплывается кровавое пятно.
— Дашуля!.. Дашка…
Димка вытащил из машины аптечку, я разорвала упаковку бинта и попыталась хоть как-то остановить кровь.
— Не теряй время! — крикнул Димка. — Быстрее в больницу!
Мы положили Дашку на заднее сиденье, я устроилась рядом с ней и положила ее голову себе на колени.
— Дашуля, ты как? — гладила я ее по волосам, боясь, что сейчас она закроет глаза и больше никогда их не откроет.
— Больно, — задыхаясь, стонала Дашка.
— Где больно?
— Грудь…
— Потерпи. Сейчас приедем в больницу, и все будет хорошо. Вот увидишь! Я тебе обещаю.
— Оля, тебя хотят убить, — прохрипела Дашка.
— Меня?
— Стреляли в тебя… Я… случайно заметила… человек… в машине с тонированными стеклами… в маске… Оружие в окошке…
— В маске?
— Да. Все так быстро произошло… Я бросилась на тебя…
— Зачем, зачем, дуреха?! Господи, что ты наделала?! — Я плакала, и слезы капали прямо на Дашкино лицо.
— Я не подумала… Но он бы убил тебя… Ты прости меня, пожалуйста, за все… Прости…
— Дашулька, все будет хорошо. Я сниму квартиру, вы с Тонькой перейдете в другую школу. — Я и сама не знала, кого успокаиваю — себя или сестру. — Мать закодируется и бросит пить.
— Оля, у тебя есть враги… Будь осторожна… — снова прохрипела сестренка. — Ты в опасности…
— Да кому я нужна? — растерянно пожала я плечами и всхлипнула. — Может быть, меня с кем-то перепутали?
— Целились в тебя… — стояла на своем Дашка. — А помнишь, как мы всей семьей на озеро ходили купаться? Помнишь?
— Помню, милая. Помню!
— Мама тогда еще не пила. От нее всегда вкусно пахло. А ее руки были самыми родными и любящими. Она меня всегда по голове гладила. Жалела, прямо, как ты сейчас…
— Дашулька, тебе, наверное, сейчас тяжело говорить?
Но Дашка меня не слушала и говорила, говорила… Словно хотела выговориться или, скорее, наговориться, потому что чувствовала, что скоро не произнесет ни единого слова.
— Знаешь, как мне все эти годы не хватало мамы и ее ласковых рук? Мамочка, мамочка… Ой, больно мне… Олечка, мне плохо… Я ничего не вижу… Оля, а ты отца помнишь?
— Не очень хорошо.
— А я его вообще не помню…
— Как ты можешь его помнить? Когда мать от него ушла, вы с Тонькой еще мелкие были.
— А почему у нас даже его фотографий не было?
— Мать все сожгла.
— А как ты думаешь, он нас помнит?
— Думаю — нет, — честно ответила я.
— Почему?
— Если бы он нас помнил, то обязательно нашел бы и поинтересовался, как мы живем. А чего ты про него вспомнила?
— Сама не знаю… — Дашка попыталась улыбнуться, но улыбка у нее не получилась.
— Оля, ты никогда не пей.
— Дашуля, деточка, да что ты такое говоришь?
— Когда у тебя дети будут, никогда не пей.
— Даша, ты как могла такое подумать?
— Ты же сама знаешь… как страшно… когда мать пьет… — Сестренка облизала пересохшие губы и вновь попыталась улыбнуться.
— Дашуля, сильно больно?
— Грудь сдавило… Не могу дышать…
— Ты помолчи. Не говори ничего, береги силы. Димка, ну что так долго едем?!
— Немного уже осталось, — взволнованно сказал Димка и, оглянувшись, чуть не попал в аварию, в последний момент вывернув руль.