Свет отсутствовал 3 минуты, и к моменту включения его оказались ранеными красноармеец из конвоя, милиционер и член коллегии защитников.
Из обвиняемых 3 убито и 7 ранено.
Показаниями как самих подсудимых, так и присутствующей публики подтверждается, что первые выстрелы раздались с балконов театра и из задних рядов партера.
Это также подтверждено револьверными ранениями в спину милиционера и конвойного красноармейца. Предварительное следствие установило явно провокационный характер стрельбы, направленной на срыв судебного заседания, убийство членов суда и освобождение арестованных.
* * *
День был солнечный, жаркий. У двора Левицких собралась толпа станичников. Подъехала линейка. На ней сидели Лаврентий с сыном и невесткой. С подножки соскочил Виктор, открыл ворота, и линейка въехала во двор. Толя бросился к матери, закричал:
— Мамочка, родненькая!
И вдруг громко заплакал. Соня взяла его на руки и, прижав к груди, чмокнула в щечку. Он обвил руками ее шею и стал целовать.
Лаврентий бросил вожжи на линейку и вместе с Виктором принялся выпрягать лошадей.
Галина взяла Соню под руку, сказала:
— А ты знаешь, что Успенская пустынь сгорела?
— Батя рассказывали, — ответила Соня.
— Грешат на Мирона, но толком никто ничего не знает.
— На Захарыча? — удивилась Соня. — Что-то не верится. Он ведь хороший человек!
— Оттого, что хороший, и не выдержал, не стерпел.
Виктор привязал Ратника к корыту, ласково потрепал по холке, с грустью проговорил:
— Ну, дружок, придется нам расстаться навсегда.
Конь положил голову ему на плечо, притих. Виктор приготовил в корыте мешку, посыпал ее обильно отрубями.
— Ешь, боевой друг, поправляйся, — он погладил Ратника по шее и вышел из конюшни.
Мироновна пригласила родственников и сватов в хату, но тут вбежал во двор Гришатка Ропот, подал Лаврентию газету. В ней сообщался приговор суда.
— Читай, сынок, послушаем, — сказал Лаврентий.
Большинство белогвардейских лазутчиков, переброшенных Улагаем из-за границы на Кубань, и главарей банд было приговорено к расстрелу, остальные к различным срокам тюремного заключения.
Демьяшкевич получила пять лет тюрьмы, но ввиду ее несовершеннолетия и чистосердечного признания суд решил войти с ходатайством в ЦИК о ее освобождении.
Внимательно выслушав список приговоренных и меры наказания в отношении каждого, Лаврентий сказал:
— Так им и треба, собакам!
— А что с Рябоконем? — поинтересовался Норкин. — Я слыхал, что он якобы арестован.
— Да, — подтвердил Виктор. — Его недавно отправили в Москву по требованию Дзержинского.
— Ну, а Жукова почему до сих пор не судят? — спросил Ропот.
— Он в домзаке умер, — ответил Виктор, — то ли от болезни, то ли от страха перед возмездием.
Ропот поскреб багровый рубец на шее и, облегченно вздохнув, промолвил:
— Словом, конец черному воронью. Теперь на Кубани наступит мирная жизнь. Вот.
* * *
Утром Виктор и Соня начали готовиться к отъезду в Москву: он поступать в Военную академию РККА имени Фрунзе, а она — в консерваторию.
На проводы у двора Левицких собралось много родственников, станичников, коммунаров.
И вот настал час прощания. Юдин обнял Виктора и Соню, поцеловал их и сказал напутственно:
— Перед вами теперь открыта широкая дорога. Идите по ней уверенно вперед и вперед! — Вскинув руку, он громко воскликнул: — Шире шаг, друзья!
Станичники поздравляли Виктора и Соню, шептались меж собой:
— Бач, як наши краснодольцы пошли в гору!
— Молодцы!
— Счастливчики!
Виктор и Соня ни с кем не забыли проститься и наконец подошли к сыну, сидевшему на руках у Мироновны. Соня долго целовала его и, не сдержав слез, заплакала. Виктор поднял сына над головой.
— Держись, богатырь! — сказал он, улыбаясь. — Не горюй, дожидайся нас. А вырастешь — все на земле твоим будет! — И передал его Денисовне.
Соня еще раз поцеловала сына, села на линейку. Виктор занял место рядом с ней.
Толя, словно поняв наказ отца, не плакал.
Лаврентий дернул вожжами, и лошади тронулись со двора.
Денисовна посадила внука на плечо, замахала рукой. Толя тоже начал махать ручонками, прощался с отцом и матерью на долгое время.
Линейка минула последнюю хату, покатилась по ровной дороге, залитой яркими лучами утреннего солнца.