– Там мой сын, Андрей! – кивнул князь в сторону рядов курсантов. – Я бы и сам с ним там встал, но и так ладно. Если что, так хоть смогу своей дружиной поддержать пехоту.
– Да, на их твердость и на вашу доблесть сейчас только одна надежда, Мстиславович, – согласно кивнул Сотник. – Если мы устоим перед натиском неприятеля и коли дадим нашей коннице время для развертывания, то победа тогда будет точно за нами. Ну а если нет, то… – и он махнул рукой. – Я даже и думать об этом не хочу. Двум степным сотням и вашей дружине только и есть здесь место. Постарайтесь помочь пехоте.
Со стороны Дерпта затрубили сигнальные рога, и ряды противника, стоявшего напротив, качнулись. С тихого шага, постепенно ускоряясь, угандийцы и латгалы с воинственными криками двинулись вперед.
– Заряжай! – крикнул командир орудийной дружины. – Онагры и пушки, навесом огонь!
Стоявшие возле самой опушки на небольшой возвышенности орудия ударили над головами своей пехоты первыми. Стальные мячи вылетели за семь сотен шагов в сторону приближающегося неприятеля. Через двадцать ударов сердца взревели пять онагров и послали следом за ядрами свои зажигательно-взрывные снаряды. Впереди над приближающимся неприятелем грохнули разрывы, и вниз, на людские тела, полетела металлическая обрезь и горящие капли смолы. До этого момента бело-голубой лед окрасился черными подпалинами и красным.
– Самострелы, товсь! – прокричали командиры сотен. Все воины, у кого они были, взяли их на изготовку.
– Бей! – и в двух сотнях шагов от русских рядов множество пехотинцев врага рухнуло на лед.
– А-а-а! – заорали медведями вирумцы, латгалы и немцы-ополченцы, ринувшись бегом вперед. Вот они, ряды тех, кто их убивал! Руби, круши и коли русских!
– Лучники, бей! – и в набегавших ударили сотни стрел.
– Щиты стенкой ставь! Копьем коли!
Три с половиной тысячи легких пехотинцев с яростным воем сблизились с русскими, и раздался громкий хруст и скрежет. Копья и секиры, мечи и палицы ломали древки и щиты, раскалывали и рубили головы и тела, отсекали конечности. Начался вязкий ближний бой.
– Хорошо! Очень хорошо! – радовался Леонард. – Это как раз то, что нам и надо! Для начала мы связали русскую пехоту своею легкой. А вот теперь два клина тяжелой пробьют ее с боков и потом рассекут на части. Выводите пеших латников! Наша конница пойдет следом!
«Бум! Бум! Бум!» – била в щит Местка секира чудина. Аж ладонь, удерживающую его рукоятку, отшибало от этих резких ударов. Рядом с чудином орудовал и немец-копейщик, который один раз даже умудрился ткнуть каленым острым железом русского ратника в плечо. Если бы не его кольчуга, то конец бы пришел быстро, порвал бы наконечник плоть и жилы до кости, и потом раненый истек бы кровью, но и так, без этого пробоя, приложило его весьма неслабо. Плечо зудело, и орудовать мечом было непросто. Одна сейчас оставалась надежда – на крепость щита да на верных товарищей. Рядом в стенке стоял длинный Варлампий и Ефимка.
«Бам! Бам!» – ударила секира, и здоровая щепка, отколотая от щита, звякнула по шлему.
– Ефимка, прикрой! – крикнул Месток и надавил на щит, как его учили под Нарвой.
«Хлесь!» – широкое лезвие секиры скользнуло по дереву, и ратник, чуть открываясь, рубанул чудина. Меч распорол его черный бараний полушубок и вошел с хрустом в тело. А справа Местка уже прикрыл щитом его сосед. Стало чуть легче, только продолжал колоть копьем немец. Но это уже было не так страшно. Теперь можно было и немного выдохнуть.
* * *
– Легкая пехота немцев с нашей сцепилась! Вдали два клина тяжелой выстраиваются! – крикнул сидящий на сосне дозорный.
– Давайте! – крикнул Василий и пронзительно свистнул. Полусотня пластунов ударила из луков и самострелов по тому небольшому отряду дерптцев, что прикрывал завал. Не пробило сердце и три десятка раз, как со всеми ними там было покончено.
– Обозных сюда! Бы-ыстро! – прокричал тысячный.
Два десятка саней подлетели к завалу и с рук на руки вовнутрь его начали передавать мешки с порохом.
– Быстрее, быстрее, братцы! – торопил работающую здесь сотню обозных Василий. – Там на льду наши насмерть стоят. Быстрее нужно!
