Себастьян и так знал, что Блисс уже в постели. Ведь он только об этом и думал.
– Тебе давно пора спать.
– Ты сказал, что я не испугаюсь, когда проснусь и увижу здесь тебя.
– Ну да, так я и сказал. Дети сами знают, кто их любит. А тот, кто любит детей, никогда их не напугает.
– И я не напугался.
– Ты вообще очень храбрый, да?
– Мне приходится присматривать за мамой. Я же единственный мужчина в доме.
– Это мама тебе так сказала?
Бобби выпрямился. Пижама мальчика, вероятно, когда-то совсем новая, полиняла от частых стирок и протерлась на коленках. К тому же Бобби давно вырос из нее, и его худые щиколотки и запястья торчали из штанин и рукавов.
– Мама говорит, что нам следует держаться вместе, потому что у нас никого нет на свете, только тетя Фаб. И бабуля.
– Людям всегда следует держаться вместе.
– Ага. – Губы мальчика дрогнули в улыбке, однако его голубые глаза оставались по-взрослому серьезными. – Ты назвал тетю Блисс прекрасной.
– И это правда.
– Ага. И она тебя тоже назвала прекрасным.
– Она просто пошутила. – Себастьян почувствовал, что краснеет.
– Она хотела сказать, что очень тебя любит.
– Ты так думаешь?
– Ага.
Худенькое детское тельце – кожа да кости – казалось таким хрупким, уязвимым… Взгляд Себастьяна привлекли руки, не знавшие ни секунды покоя. На ночь их вроде бы помыли, но ведь мальчишек никогда не удается отмыть дочиста, смыть всю грязь, в которой они весь день возятся. Светлые волосенки Бобби свалялись в копну.
Себастьяна поразило лицо мальчика – слишком уж серьезное, по-взрослому серьезное. От этого выражения на лице Бобби в груди у Себастьяна все перевернулось.
– Тебе что-то не дает покоя? – спросил он.
Мальчик отрицательно покачал головой.
Себастьян пожал плечами, потянулся и попытался поудобнее устроиться в кресле, стоявшем у камина. Похоже, Блисс обожает такие древние неуклюжие кресла…
– Я думал, ты не любишь детей.
Неподдельный страх, прозвучавший в голосе Бобби, заставил Себастьяна насторожиться:
– Почему ты так решил?
На сей раз пришла очередь Бобби пожать плечами – худенькие лопатки взлетели чуть ли не к самым ушам.
– Вик не любит детей.
– Я не Вик.
– Мой папа не любит детей.
У Себастьяна запершило в горле. Беседа принимала нежелательное направление.
– Твой папа наверняка тебя любит.
Бобби нахмурился и отрицательно покачал головой.
Если для таких случаев и существуют волшебные слова, Себастьян их не знал.
– Мой папа однажды приезжал сюда. Я тогда был совсем маленький.
В эту ночь Себастьяну не хватало только душещипательной беседы с ребенком, которого покинул отец. Впрочем, подобные беседы всегда в тягость.
– Иногда взрослым слишком трудно найти с детьми общий язык.
– А твой папа похож на тебя? – спросил мальчик.
– У меня нет папы.
– Ох…
Бобби умолк, и это молчание оказалось столь же напряженным, как и предыдущая беседа.
– Мой папа не любит меня, – подытожил Бобби.
– Ты этого не знаешь.
– Он сам так сказал. Сказал, что не любит белобрысых мальчишек с голубыми глазами.
Себастьяну ужасно захотелось разрыдаться – впервые за всю сознательную жизнь.
– Взрослые часто шутят, и эти шутки не всегда понятны детям.
– Мама подняла меня и хотела дать ему на руки, а он не взял. Он спрятал руки за спину – вот так. – И Бобби показал, как именно.
Себастьяну казалось, что пол уходит у него из-под ног.
– Может, у твоего папы заболела спина, – пробормотал Себастьян, чувствуя себя идиотом.
– Может, – кивнул Бобби. – Но он больше ни разу не приезжал.
– Это плохо. – Себастьян покачал головой.
– Он дал мне пять долларов.
– Ого!
– И немного конфет.
– Хм-м.
– У меня ведь теперь темные волосы, правда? – Детские глаза смотрели Себастьяну прямо в душу.
– Ага.
– Папа обещал когда-нибудь приехать снова, но так и не приехал.
У Себастьяна зачесались руки – хотелось прикончить этого мерзавца.
– Твой папа просто несчастный человек.
Бобби сидел скрестив ноги, пристально глядя на Себастьяна.
– Он упустил свой шанс. Потерял такого отличного парня, как ты. Зато тебя любит мама, и тетя, и бабуля. И Блисс тоже.
– Да, любят.
Любят-то они любят, да только мальчишке нужен отец, мужчина. Себастьян в смущении уставился на свои руки. Только нужен нормальный мужчина, а не такой, от которого он сам удирал в детстве.
