– Да…
– Милый малыш, – продолжал Плато, перебивая Блисс. – Пусть спит. А я побуду здесь, с ним. И до утра с ним ничего не случится.
– Ну…
– Даю вам слово, что позабочусь о нем, – заверил Себастьян, глядя на Полли. – А вы, дамы, можете спокойно идти домой вместе с мамой.
– Венера, – поправила пожилая женщина. – Зови меня Венера. Я – живое воплощение абсолютной любви.
– Верно, – кивнул Себастьян без тени улыбки на лице. – Мы с Блисс вернем вам Бобби утром в целости и сохранности.
Блисс не знала, куда деть глаза.
– Я уверена, что вам здесь будет очень уютно, – ангельским голоском пропела Фабиола.
– Вы только не забывайте, что Бобби остался здесь, – добавила Полли.
– Он уже не первый раз ночует в этом доме – вместе со мной, – напомнила Блисс, в упор глядя на Себастьяна. Ну почему она не может заставить себя возненавидеть его? – А ты лучше разыщи своего пса…
– О, я непременно его разыщу. – Он одарил Блисс очаровательной улыбкой. – Для этого требуется только погромче свистнуть. Он тотчас прибежит.
– Стоит вам свистнуть – и кто угодно прибежит, – заметила Фабиола.
– Доброй ночи, Фаб. – Блисс пристально посмотрела на подругу. – Увидимся утром. Как следует выспимся и отдохнем.
– Ну да, выспимся и отдохнем, – усмехнулась Полли; она стала подталкивать к выходу мать и сестру.
Когда дверь за ними закрылась, в доме воцарилась тишина, тишина, наполненная чувством близости, той близости, что связала Блисс с Себастьяном. Она ощущала эту близость почти физически – как если бы он прикоснулся к ней.
– Устала? – спросил Себастьян.
Она кивнула в сторону Бобби и прижала палец к губам.
– Ну, если эта дикая семейка его не разбудила, то его никто не разбудит.
– Они прекрасная семья, – возразила Блисс. – Пусть немного необычная, но прекрасная.
– Тебе виднее, Чилли.
– Ненавижу эту кличку.
– Тебе не нравится, когда я называю тебя Чилли?
Пустая, ничего не значащая болтовня!
– Я не против, когда ты называешь меня любыми именами. – Блисс поспешно отвернулась. Ну вот, опять сказала лишнее! Опять разболталась.
– Ты снова сбежала от меня.
Блисс машинально сняла очки.
– Мужчина после такого может запросто заработать комплекс неполноценности. Особенно если от него сбегают именно в такую ночь. Я на всю жизнь запомню нашу первую ночь.
– Я тоже, – прошептала она, чувствуя, как сердце сжимается от сладкой боли. – Но нам не следует говорить об этом при Бобби.
– Он же спит.
– Но может проснуться.
– О’кей. Давай пойдем наверх.
– Тебе лучше уйти, – покачала головой Блисс. – Я побуду здесь, чтобы он не испугался, когда проснется.
– Я не уйду.
– Себастьян…
– Нет. Мое место рядом с тобой. Тебя до полусмерти напугали у Уилменов, и нам надо это обсудить. По-моему, следует обратить внимание на некоторые вещи.
– Какие, например?
– Например, на то, что кто-то пытается нас разлучить.
– Я знаю. – Сердце ее замерло. – Но кое-что меня смущает.
– Расскажи, что именно.
То есть признаться, что ей показалось – пусть даже на какой-то миг, – будто это сам Себастьян старался припугнуть ее в оранжерее?..
– Почему ты не позволила мне отвезти тебя домой?
– Мне нужно было подумать, уединиться.
– И к какому решению ты пришла?
– Ни к какому. Я же просила тебя не приходить – почему ты явился?
– Сначала я отправился домой. – Он осторожно погладил ее по спине.
– Вот там бы и оставался.
– Я собирался остаться.
– Так почему же передумал?
– Вряд ли тебе… интересно. – Он смутился и откашлялся. – Но с моей стороны было бы нечестно не предупредить тебя, что из-за меня ты можешь подвергнуться опасности.
Блисс нервно рассмеялась:
– Полагаешь, это ты должен меня предупредить?
– Да. – Себастьяну явно было не до смеха. – По-моему, я слишком рано убедил себя, что некоторые проблемы давно решены – раз и навсегда. Я ошибся. Блисс, мне нужно, чтобы ты находилась там, где я смог бы присматривать за тобой.
– Что это значит? – Ее снова охватил страх.
– Я пока и сам не уверен… Ты ведь говорила, что уже дважды получила предупреждение – держаться от меня подальше?
Блисс кивнула.
– Сначала ночью, в этом доме. А потом в оранжерее у Уилменов.
– Да, – кивнула Блисс. Ах, как бы ей хотелось поскорее забыть об этих цепких, грубых ручищах…
