– Нам не хочется, чтобы ты думала, будто только у тебя… Ну да, мы не хотим, чтобы ты стеснялась и стыдилась своего прошлого. Ты должна знать, что мы нисколько не шокированы.
Блисс раскрыла рот, но так ничего и не сказала.
Полли положила ладони на плечи Блисс.
– Мы с Фаб очень рады – ты тоже знаешь, что такое любовь. Мы рады иметь дело не с закомплексованной ханжой, не с пуританкой. И еще, ты должна гордиться тем, что ты женщина, а не стыдиться своей женственности.
– Я вовсе не стыжусь того, что я женщина! – Блисс резко поднялась. Они ничего не знают. Они не знают ее. Никто никогда по-настоящему ее не знал. Кроме Себастьяна. – С каких это пор у меня репутация закомплексованной ханжи и пуританки?
Фабиола тоже встала из-за стола и сказала:
– Да всегда была, сколько тебя знаю. Мы все всегда считали, ты даже понятия не имеешь, для чего все это нужно.
– Это?.. – изумилась Блисс.
– Фаб права, – согласилась Полли. – Я хочу сказать, сколько мы знакомы, всегда казалось, что мужчины тебя вовсе не интересуют. Стоило Ленноксу подкатиться к тебе, и ты повела себя… чудно и странно. А сейчас мы узнали, что у тебя, оказывается, был такой страстный роман с этим знаменитым человеком, который когда-то обманул тебя и бросил. То есть я хочу сказать, становится понятно, насколько обманчивым…
– Хватит! – отмахнулась Блисс. – Прекрати сейчас же! С чего вы все это взяли? И почему ты вдруг решила перескочить с одной темы на другую? Как связано мое председательство – чего на самом деле нет – в каком-то там комитете с давним романом? И с тем, что меня обманули…
Полли облизала губы.
– Кажется, мы ее расстроили, Фаб.
– Какая поразительная проницательность, – проворчала Блисс.
– Тело женщины создано для любви, – проговорила Фабиола. Она внимательно осмотрела старую, изрядно поношенную голубую юбку Блисс, которую в свое время выбросила художница, когда-то снимавшая здесь жилье, и фиолетовые шлепанцы на ее ногах. – А ты пытаешься спрятаться, исчезнуть, сделаться невидимой за всеми этими безобразными шмотками. Надеваешь на себя всякое тряпье, а ведь под ним бьется горячее сердце. И ты точно так же сгораешь от желания, как и мы с Полли.
– Это все в прошлом, – заметила Полли. – Теперь я мать. У меня растет сын.
– Черт возьми! – Блисс снова села, вернее, почти упала на стул. – Простите. Я обычно так не выражаюсь, но вы меня порядком разозлили.
– Да, ты никогда так не выражалась, – кивнула Фабиола. – Ведь ты слишком чистая, целомудренная, непорочная. А напрасно. Во всяком случае, мы так считали.
– Ну хорошо, – сказала Блисс. – Постараюсь держать себя в руках. Буду контролировать свои эмоции. Но и вам придется соблюдать спокойствие. Фабиола, что вы обо мне слышали? Ну, кроме этих нелепых слухов про комитет…
– Мы знаем, что у тебя не слишком хорошие отношения с родителями.
– При чем тут это? – Блисс поморщилась.
– Если бы ты ладила с ними, то тебе не пришлось бы выворачиваться наизнанку и пытаться осуществить невозможное: сделать это заведение доходным, по крайней мере неубыточным.
– Все правильно, Фаб, – подхватила Полли. – Если бы она была уверена, что родители любят ее, то признала бы, что ее затея неосуществима, и просто обратилась бы за помощью, попросила бы денег, которыми они пока распоряжаются. Тогда бы все получилось.
– Возможно. Только мы сейчас обсуждаем другую проблему, – проговорила Блисс и вдруг почувствовала какой-то странный озноб, – и не пытайтесь перевести разговор на другую тему.
– Ладно, хорошо. – Полли метнула в сторону сестры сердитый взгляд. – Раз уж ты настаиваешь… В общем, мы считаем, что ты собираешься стать председателем этого комитета, потому что подруга дочери хорошей знакомой Пру О’Лири, оказавшись в Нью-Йорке, попала в плохую компанию и в конце концов умерла на студии во время съемок какого-то порнографического фильма.
Блисс прикрыла ладонями глаза.
– Не надо плакать, Блисс. Мужчины не стоят твоих слез.
– Замолчи, Фаб. Она расстроилась. И пусть плачет, если ей того хочется. Как бы там ни было, человек, заманивший бедняжку, сейчас открывает свое новое заведение, в точности такое же, как то, где оказалась подруга дочери хорошей знакомой Пру. Прямо здесь, в Бельвью. У нас под боком. Можно сказать, дверь в дверь. Понятно, что Блисс хочет помочь прикрыть эту лавочку и выставить этого человека из города.
