– Да, ей повезло, – сказала Полли, ставя в духовку противень с ягодным пирогом. Она включила воду и направила струю в глубокую миску, в которой месила тесто. Прежде чем помыть миску, Полли тщательно вымыла руки.
– По-моему, тебе следует оставить эту воду, чтобы варить кофе, – с ехидной усмешкой заметила Фабиола. – Будешь экономить, появится достаток.
– У меня есть сын, – с серьезнейшим видом проговорила Полли, – и я не хочу лишать Бобби простых, естественных радостей жизни, на которые он имеет полное право.
– Из-за чего ты так огорчаешься! – Фабиола развела руки в стороны. – Бобби всего пять лет, а у меня вообще нет детей, слава Богу.
– Твои дети, которые могли бы родиться, тоже благодарны Создателю, можешь не сомневаться.
– Полли, как ты можешь быть такой…
– Что ты собираешься ответить Пру? – спросила Полли, повернувшись к сестре спиной. – Она звонила уже три раза сегодня утром.
– Ничего, – ответила Блисс и тотчас же почувствовала, что задыхается, – пришлось даже рот приоткрыть, чтобы вобрать в легкие воздуха. Но Блисс была дочерью «трудных» родителей, и жизнь научила ее избегать споров и конфликтов. – Я поговорю с Пру попозже, – добавила она.
– Мы прочитали заметку в газете, – сказала Полли. Она вытерла руки и подошла к сестре. – Мы и не знали, что ты входишь в этот комитет.
– А я не вхожу. – Пру вечно выбалтывала секреты, которые ей доверяла Блисс. – Они дали непроверенную информацию.
– Но там написано, что ты – председатель комитета, – сказала Фабиола, усаживаясь на стул.
Полли села рядом, на соседний стул.
– Нас это заинтересовало, – поддержала она сестру. – Ну, вся эта газетная шумиха.
– А меня нет, – проворчала Блисс. – Конечно, все это отвратительно, но ко мне не имеет никакого отношения.
Полли положила локти на стол и уперлась подбородком в скрещенные руки. В ее голубых глазах появилось задумчивое выражение.
– Вообще-то мы не собирались заводить разговор на эту тему. Правда, Фаб?
– Правда. И не станем, если Блисс сама не захочет обсудить все это.
– А я не хочу, – вспыхнула Блисс, тотчас же почувствовавшая позывы тошноты. – Нет, просто не могу говорить на эту тему.
– Мы с Полли нормальные, земные женщины, ты же знаешь. Не монашки. И у нас у обеих бывали романы.
Блисс вытерла вспотевшие ладони о колени и подняла голову. Оглядела тянувшуюся вдоль кухонных стен полку, на которой выстроились ряды пустых бутылок, судя по наклейкам – из-под вин довольно сомнительного качества. Из горлышек бутылок торчали оплывшие огарки свечей.
– Да, каждая из них – напоминание, зарубка в памяти, – проговорила Фабиола, заметив, куда смотрит Блисс. – Каждая – свидетельство страсти, пылких чувств, ночей любви и восторга. Правильно я говорю, Пол?
– Даже слишком, – согласилась Полли, не глядя на «свидетельства страсти».
– Я помню каждого мужчину, помню, кто из них какую бутылку принес, – продолжала Фабиола. – Я всегда была, мягко говоря, взбалмошной, но и у меня есть свои правила и представления о приличиях.
– По бутылке с мужчины, – не удержалась от комментария Блисс. Сестры, похоже, не собирались прекращать болтовню про газетную статью и Себастьяна. Она сняла очки в металлической оправе и протерла стекла подолом своей широкой юбки. – И каждому клиенту по свечке.
– Они не были клиентами, – возразила Фабиола.
– Это я так… – Блисс понимала, что она, как хозяйка, в любую минуту может просто встать и уйти. Но ее отец всегда твердил: «Мы никогда не должны уходить от споров и неприятных дискуссий». Он вдалбливал эти жизненные правила в голову Блисс, потому что хотел знать наверняка: все его инструкции будут поняты и приняты к неукоснительному исполнению.
– Мне никогда не хотелось длительных взаимоотношений. – Фабиола шумно втянула носом воздух и указала пальцем на высокую темно-зеленую бутылку с совсем маленьким огарочком и застывшими каплями воска на стенках. – Он был самым лучшим из всех. Тебе бы с ним познакомиться. У него глаза…
– Такого же цвета, как эта бутылка, – улыбнулась Блисс. – Именно поэтому ты завела сейчас этот разговор? – Блисс опасалась, что знает ответ на свой вопрос.