Нет, его поцелуй означал беспокойство. Хит заставил Мередит испытать такие чувства, на которые она считала себя больше неспособной. Чувства, от которых притупляется бдительность. Появляется соблазн попробовать еще раз то, на что у нее нет никакого права. Потому что в противном случае могут повториться унижение и боль, которые навсегда изменили ее и ее маленькую дочь.
Как кутающаяся от холода в шаль старуха, Мередит вся съежилась и сказала с дрожью в голосе:
— У Сэмми обнаженное сердечко. Одно неуклюжее движение — и его можно разбить. Неужели вы полагаете, что я буду стоять в стороне и наблюдать, как это произойдет?
Хит пристально посмотрел ей в глаза.
— Со мной сердце вашей дочери в безопасности.
— Неужели?
— Да. И ваше тоже.
На следующий вечер, когда Хит готовил ужин, Мередит извинилась и вышла в туалет. Но стоило ей расстегнуть джинсы, как все пространство вокруг наполнилось рокочущими звуками, явно исходившими… из ванны. Она дернулась вперед, чтобы отодвинуть полиэтиленовую штору, и увидела над белым краем черную с рыжими подпалинами лапу. Мередит заглянула за штору: Голиаф спал, раскинувшись на спине и подняв вверх все четыре лапы. Отвисшая челюсть дрожала при каждом вдохе. Ненормальная собака! Как, черт возьми, она проникла в дом и что делает в ее ванне?
Мередит хотела незаметно ретироваться, но в это время ротвейлер разлепил один глаз и уставился на нее. С минуту созерцал, потом облизнул нос, тяжело вздохнул и зарычал. Однако уже через секунду язык обмяк, вывалился из пасти, и из ванны снова раздался рокочущий храп.
Еще неделю назад Мередит бы в ужасе убежала. Но рык на этот раз не был угрожающим, и ротвейлер, судя по всему, не собирался нападать. Во всяком случае, до тех пор, пока не выспится всласть. Вспомнив, как пес лапой обнимал ее дочь и как ласково фыркал в ее волосы, Мередит осторожно дотронулась до его живота. Голиаф выгнул спину, засопел и причмокнул губами, видимо, приглашая себя почесать. Она слегка коснулась ногтями блестящей шерсти. Явно довольный вниманием, пес снова заворчал и повернулся. На сей раз Мередит улыбнулась, понимая, что такое ворчание — не угроза, а обыкновенный разговор.
Да, Хит ее обработал. Еще немного — и она оправдает все, что вытворяет собака.
— Ах ты, добрый, большой старикан, — прошептала она. — Хиту следовало назвать тебя Ворчуном.
Собака снова зарокотала, повернула массивную голову и лизнула ее руку, У Мередит опустилось сердце, и, замерев, она не могла отвести взгляд от огромных клыков. Но пес ласковыми собачьими поцелуями продолжал мыть ей ладонь, и Мередит успокоилась. Кончиками пальцев осторожно дотронулась до морды и отвела губу, чтобы посмотреть зубы. Таких длинных клыков ей никогда не приходилось видеть, а задние резцы достигали в ширину дюйма. Но странно, Мередит не испытала страха.
Чувства были другими. Самыми хорошими. Ее глаза застилали слезы. Этому псу каким-то образом удалось победить страх Сэмми. А теперь он помогал Мередит справиться со своим ужасом и закрыть еще одну главу ее жизни с Дэном.
Ротвейлер провел языком по своему носу, вздохнул и снова погрузился в сон, а Мередит сидела рядом и нежно поглаживала его шелковистые уши. Она и не заметила, как в этот прекрасный миг отдала сердце большому старому нескладехе.
Закончив свои дела в ванной — а это оказалось не просто с одной рукой, — Мередит вернулась на кухню и застала Хита у плиты.
— Ваша собака спит в моей ванне.
— Да ну? — Он положил ложку. — Как же ему удалось сорваться? Извините, Мередит. Наверное, выскользнул из ошейника.
Она дотронулась до его рукава.
— Не беспокойте Голиафа. Пусть поспит.
Хит удивленно поднял глаза.
— В вашей ванне? Моя собака-людоед в вашем доме? Вы, часом, не заболели?
Мередит неожиданно рассмеялась и покраснела.
— Я никогда не чувствовала себя так хорошо. Сама не могу объяснить. Наверное, скажу глупость, но он выглядит таким безобидным и добродушным. Я его потрогала. И он не откусил мне руку. Я… мы… кажется, подружились.
Глаза Хита весело заискрились.
— Не надо ничего объяснять. Не забыли, это моя собака? Я же говорил, что вы с ним подружитесь, когда узнаете его поближе.
