Муслим-дивона растерялся. Он будто все еще не понимал, к чему призывает Гузархан: то глупо улыбался, то хмурился. Он чего-то ждал. А Мадарип-ишан теперь глядел прямо на него и тоже ждал.
— Предательство — великий грех, его не прощает аллах, — наконец произнес ишан.
— Великий грех! — едва слышно прохрипел Муслим-дивона. Угловатое лицо его, заросшее до самых глаз, перекосил страх. Он вскинул руки и побежал прочь от ручья. Бежал изо всех сил и кричал что-то непонятное. Но никто даже не поглядел ему вслед. Мадарип-ишан по-прежнему глядел на камень, из-под которого бил родник, словно прислушивался к журчанию ручейка. Гузархан-хальфа молча поднялся, сел на ишака и поехал по тропинке, по которой только что убежал Муслим-дивона…
Роман еще спал, а возле калитки уже собрались ребята. Вышла Ромкина мать с ведрами в руках, обрадовалась и сказала:
— О, дружки-приятели! Если сами не разбудите, придется вам ждать до вечера. Он любит поваляться, а сегодня причина уважительная: нога болит, он и вовсе может весь день пролежать. Идите уж, поднимите его, лежебоку!
— Вот здорово! Вы пришли? Так рано? — протирая глаза, бормотал Роман. — Хорошо, что пришли. Правильно…
— А чего не дождался нас? — опросил Иргаш. — Мы всю ночь искали тебя по болоту.
— Вы там были?!
— А то как же, — сказал Федя. — Ты в беду попал, а нам, думаешь, наплевать на все?
— Зачем не стал ждать? — с запоздалой обидой спросил Саидка. — Я говорил тебе: приду скоро, выручать будем. Зачем не ждал?
Роман спустил ноги с кровати и стал рассказывать:
— Почти всю ночь они прыгали, вроде «нечистую силу» гоняли. Потом чепуху болтали разную. А на костре жирнющая шурпа варилась. Такая вкусная!..
— Ты пробовал?
— Смеешься, Звонок! А я чуть не умер от голода. Никогда еще так есть не хотелось. А от шурпы луком и вареным мясом так сильно пахло! Даже шею, вот это место, — показал он рукой, — в узел стягивать стало. Судороги начались. А они, как назло, уселись недалеко от меня и едят-прихваливают. Наверно, сознание я потерял. Вобщем, не помню. Поглядел — их на том месте нет. Костер потух и только пепел белел немножко. Я бы не ушел, сидел бы и ждал, как уговорились с Саидкой. Ишаки к землянке подошли, один все ближе к моей землянке прижимается. Я затаился, совсем дышать перестал, а потом — цап его за холку! Он вырываться, башкой мотает, но я уже у него на спине!
— А нога? — спросил Саидка.
— Чего нога? — не понял Роман. — A-а, бари-бир, не чуял ее в этот момент. Вцепился в ишака и айда!
— Наверно, всю ночь скакал, — продолжал Ромка. — Не заметил, как тугаи проехал. Даже когда колючки царапали — не больно было. Этот серый ишак как конек-горбунок мчался.
— О деле говори, чего про ишака завел, — не вытерпел Федя.
— Ага, сейчас перехожу, — спохватился Роман. — В милицию я прискакал. Прямо в милицию!
Вот уж этого никак не ожидали ребята. Саидка даже в лице переменился. Его всегда пугали милицией, особенно много страшного о милиции рассказывал Мадарип-ишан. Иргаш немного отодвинулся от Ромки, точно хотел разглядеть его с расстояния. А Ромка — он рассказывал, выписывая руками замысловатые узоры.
— Даже не в самую милицию! С чекистом разговаривал! — обвел Роман ребят торжествующим взглядом. — Наверно, очень большой начальник. Я его знаю, и вы знаете — он на черном ИЖе всегда катается. А живет не в Ашлаке. В Маргилане, наверно. Может, в Фергане… Рассказал все, а он даже ни разу не перебил меня. Слушал. Только несколько раз покачал головой: «Да, Роман, ты очень смелый парень. Бесстрашный». Правда! — Махнув рукой, Роман закончил уже другим тоном: — Будешь смелым, когда в такую историю попадешь. Вот Саидка — настоящий герой!
Саидка покраснел и спрятал глаза.
— Что, неправильно говорю? Правильно. Если бы не Саидка, они бы растерзали меня! Им что? Бари-бир!.. Я говорил, а начальник немножко записывал. Напоследок сказал: «Спасибо, Роман. Хорошо, что зашел ко мне. А в этом деле мы разберемся, не беспокойся».
— Надо их всех в кишлак привести, а уж потом разбираться, — сказал Федя.
— Душанба и дедушка Тургунбай одного привели, — сказал Иргаш. — С петухом который.
