Англичане очень потешно маршируют. Высоко поднимают колени, чуть ли не до уровня живота. Особенно забавным это кажется, когда солдаты приставляют ногу после команд «стой», «направо» и «налево». При этих командах солдаты дергаются и перебирают ногами, как молодые норовистые кони. И все же, несмотря на необычность для нашего глаза происходящей церемонии, в ней было что-то привлекательное. Чувствовалось, что англичане отдают дань своим традициям. А для англичан нет ничего более святого, чем традиции.
Перед строем стоял знаменосец с двумя ассистентами. Но то, что было в руках у знаменосца, мало походило на знамя. Это была светлая необструганная палка длиной метра в полтора, на которую сверху нацепили какую-то темную, в нескольких местах порванную дерюгу. Маршируя, солдаты держали на нее равнение, капралы отдавали честь. В конце концов знаменосец со «знаменем» стал впереди колонны, и под звуки веселого бравурного марша колонна двинулась с площади. Что же это было за знамя? Мы ломали голову, но спросить ни у кого не решались: все равно с нашим английским языком вряд ли кто-нибудь понял бы нас. Мы предположили, что когда-то во время какого-нибудь кровопролитного сражения кто-то поднял такую вот палку, нацепил на нее дерюгу и повел солдат в атаку. В честь этого героического поступка палка с дерюгой превратилась в знамя. Так это было или не так, не удалось узнать. Но наша гипотеза нас вполне устраивала, и мы отправились дальше.
Мы вступили на Мэйн-стрит — главную улицу Гибралтара. Эта узкая улица не показалась нам красивой. Здесь расположены почти все магазины города. В этот ранний час она была почти пустынной.
В одиночку или стайками бодро шагали в школу дети, неся в руках портфели или ранцы за спиной. Мы обратили внимание на то, что как только дети начинали переходить улицу, полицейские немедленно перекрывали движение. Они зорко следили за тем, чтобы дети могли спокойно перейти на другую сторону.
Мы прошли Мэйн-стрит и мимо детского колледжа поднялись в парк Аламеда. Этот небольшой, но очень живописный парк разместился на возвышенности прямо над портом. В нем много цветов, пышных кустарников и деревьев. Здесь же находятся памятники губернатору Эллиоту — руководителю обороны Гибралтара в 1799–1803 гг. и национальному герою Англии фельдмаршалу Веллингтону. Из парка открывался чудесный вид на залив. Спустившись в город, мы еще долго бродили по улицам. В конце концов снова очутились на Мэйн-стрите. Теперь этот гибралтарский бродвей был заполнен народом. Люди на улице были одеты довольно скромно. Несколько раз нам встречались довольно молодые женщины, везущие перед собой коляску с грудным младенцем, а за руку ведущие еще двух-трех детей. У мамаш был приветливый и в то же время очень гордый вид.
Мы зашли в несколько магазинов. Многие из них были универсальными: здесь продавалось все — начиная от носков и зажигалок и кончая радиоприемниками и фотоаппаратами. Немало в Гибралтаре и специализированных магазинов. Среди владельцев и служащих магазинов было много индийцев и испанцев. И тех и других легко отличить от англичан. Нас поразило то, что в большинстве магазинов покупатели торговались с продавцами. И те нередко в полтора, а то и в два раза сбавляли цену. Продавцы были очень предупредительны и внимательны к покупателям. Узнав, что мы с советского корабля, они широко улыбались нам. Слово «спутник», которое стало близким всем людям на земле, слышалось со всех сторон: жители Гибралтара старались показать свое глубокое уважение к нашей стране.
Цены на товары в Гибралтаре очень различны. Пищевые продукты, одежда, ковры, предметы домашнего обихода сравнительно дешевы. Зато фотоаппараты, радиоприемники, сувениры, детские игрушки очень дороги. Особенно поразила нас дороговизна книг и патефонных пластинок. Редкая книга стоит меньше одного фунта стерлингов. А ведь за фунт можно купить часы или ковер. Маска для подводного плавания стоит полтора-два фунта, столько же стоят и ласты, а ружье для подводной охоты — около пяти фунтов.
Надо было возвращаться на корабль. Выпив в одном из баров кока-кола, мы направились в порт. К причалу подошел бот. Прошло 10–15 минут, и мы вступили на борт «Успенского».
