Юра тогда долго стоял, прислонившись спиной к кедру, продолжая вертеть в руках Кларину соломенную шляпу, не спуская глаз с палатки Жбановых.
После этого случая Юру словно подменили. Он следил за каждым движением Клары, стараясь предугадать ее распоряжения. Утром вставал вместе с Надей, затапливал «обжорку», спешил управиться с пробами. В маршруте он отбирал у Клары рюкзак, не позволял поднимать тяжести, тревожился, когда она уходила одна.
Неподалеку от Юриной длиннотрубной печки, под толевым тентом, за длинным, грубо сколоченным столом, колдует Клара над пробирками и колбами. Тут же сбоку Надя очищает рис для обеда.
— Клара Ивановна! — зовет Юра. И та, отставив стекло, спешит к печке, объясняет, быстро и ловко сворачивает пакетики, ссыпает туда золу, разыскивает в маршрутном дневнике номера проб, сверяет, помечает. Наде слышен ее короткий смех, смущенное бормотание паренька. Вот она снова возится с колбами.
«Счастливая, — завидует ей Надя. — Все у нее есть: любовь, уважение, интересная работа. С мужем у них полное согласие. Он гордится ею. Еще бы! Порыв, сгусток мысли, желаний, энергии! А как она красива! Какие глаза! Карие, блестящие, со светлинкой».
— Скажи, Надя: ну почему так коротка человеческая жизнь? — вздыхает Клара. — На кой черт природа дала черепахе триста лет жизни? Ну зачем они ей?
— Неужели ученые не разгадали этой тайны?
— Предположений много. Мечников считал, что млекопитающие сокращением своего века обязаны только усложненности кишечника. Микробная флора сокращает нам жизнь почти втрое. Видишь, какое прозаичное объяснение?
— А может быть, это и к лучшему? Мы бы просто замучились так долго ждать.
— Ну что ты, Надюша! Мне бы и пятисот лет не хватило. Ведь столько хочется успеть! А как тут уложишься в свой коротенький век? Надо спешить, спешить…
— Куда? — грустно вздыхает Надя. — К старости?
— О, Надя! Если есть цель, нужное людям дело, до старости можно прожить десять жизней!
Клара готова была еще распространяться на эту тему, но тут ее снова позвал Юра, и она побежала к печи.
«Как все для нее ясно и просто, — подумала Надя. — За каждым камнем, кустом, неосторожным шагом подстерегает ее смерть. А она и виду не подает. Гордая. И какое упорство! Только и разговоров о результатах работы, об открытии месторождений, о том, что лет через пять геобиохимия станет хозяйкой в каждой геологической партии. Все у нее просто, естественно. Заболел муж, увезли в больницу с серьезными осложнениями после вирусного гриппа. Другая бы охала, вздыхала, а она улыбается: выздоровеет мой Эдик, вернется. Нет таких болезней, которые могли бы отнять у меня Эдика. Может, для нее действительно жизнь — трын-трава? Привыкла ходить по острию ножа, может, поэтому такая дерзкая?»
А как она щедра! Надя помнит, как на последнем курсе института в тяжелое для нее времечко Клара помогла ей. Ох, и студеная тогда была зима. Морозы за сорок. А Надя бегала в своем старом осеннем пальтишке. И с какой неназойливой щедростью и легкостью Клара заманила ее в магазин и купила зимнее пальто.
«Я не смогу скоро расплатиться», — запротестовала Надя.
— Тоже удивила, — рассмеялась Клара. — Мне деньги пока не нужны. Они отложены на мебель. А квартиру когда еще дадут».
— О чем задумался, детина? — пропел над ухом Кларин голос. — Что-то, ты, Надюша, в последнее время как монахиня? Или белый свет опостылел? Или надоело возиться с кастрюльками да поварешками?
— Ну а что делать?
— Как «что»? Совсем ведь недавно ты еще ох какой боевой была. Кому угодно могла дать отпор. А теперь в смиренницы записалась, позволяешь над собой издеваться…
— Клара, прошу тебя…
— Нельзя молчать, Надя. Что я не вижу, как он помыкает тобой, учит приспособленчеству, скаредности. Ради этого ты вместо отдыха каждое лето кухаришь. — Заметив, что Надя вот-вот заплачет, Клара хлопнула ладошкой по столешнице.
— Не смей нюни распускать! Человек ты или мокрица? Кончай это! Сегодня же потребуй от Кудряшова отпустить тебя к родным. Обеды сами будем варить. По очереди.