И вот еще почему я струхнул.
Однажды я видел, как выхватывает револьвер Бэт Мэстерсон. Он это проделывал за пол секунды, может чуть больше. Вы вряд ли увидели бы движение его руки, только услышали бы шлепок по рукояти и через мгновение — выстрел. Это требует длительной тренировки: вмиг выхватить револьвер, прицелиться и выстрелить. Тренировка и умение начать первым — вот что делает меткого стрелка. И сдается мне, такие, как Бак Тэррэнт, всегда стремятся стать меткими стрелками.
Так вот, дуэль Мэстерсона с Джеффом Стюардом в Эбилине выглядела так: шлепок, выстрел — и у Стюарда появился третий глаз. Одно движение, быстрое, как молния. Но когда Бак Тэррэнт навел на меня револьвер у Ручья, я ничего не увидел, совсем ничего. Он только согнулся, и тут же на меня глянуло дуло револьвера. Это могло произойти только в миллионную долю секунды, если секунду удалось бы разделить на миллион частей.
Это было самое быстрое выхватывание револьвера, которое я видел в своей жизни. Нет, не может рука человека с такой скоростью добраться до кобуры, ухватить и поднять тяжелый «писмейкер»[42] по двухфутовой дуге.
Это было ну никак невозможно — и все-таки произошло. И револьвер был направлен на меня.
Я не произнес ни слова. Сидел себе в седле да думал обо всех этих вещах, а моя лошадь тихо брела по склону, пока не остановилась пощипать травы. И все это время Бак Тэррэнт стоял в той же позе, дикое злорадство горело в его глазах. Он знал, что может убить меня в любой момент и что я об этом знаю. Когда он заговорил, голос его дрожал, будто от сдерживаемого смеха — да только недобрым был этот смех.
— Что скажешь, Дуллин? — спросил он. — Достаточно быстро, а?
— Да, Бак, достаточно быстро. — ответил я.
Мой голос тоже здорово дрожал, но уж не от желания посмеяться.
Бак сплюнул, с презрением глядя на меня. Он стоял на высоком месте, и наши головы находились на одном уровне. Но я-то чувствовал себя гораздо ниже ростом.
— Достаточно быстро! — фыркнул он. — Быстрей, чем кто-нибудь еще может!
— Верно, это так, — сказал я.
— Знаешь, как я это делаю?
— Нет.
— Я думаю, Дуллин. Я думаю, что мой револьвер у меня в руке. Как тебе это нравится, а?
— Чертовски быстро, Бак.
— Я только думаю — и он у меня в руке. Неплохое выхватывание!
— Неплохое.
— Ты чертовски прав, Дуллин. Быстрее всех!
Я тогда не знал, что он хотел сказать, когда говорил: «Думаю, что мой револьвер у меня в руке», но, будьте уверены, у меня и мысли не было спросить его об этом. Глаза его горели так, что, казалось, вот-вот прожгут дырки в ближайшем дереве.
Бак снова сплюнул и оглядел меня.
— Знаешь. Дуллин, можешь убираться к дьяволу. Ты вшивый, богом проклятый, трусливый сукин сын. — Он холодно усмехнулся.
Он не оскорблял меня — просто нагло издевался. Я, бывало, бил по морде за меньшее: могу постоять за себя, если меня затронут. Но сейчас я начисто забыл об этом.
Он заметил, что я взбешен, стоял и наблюдал.
— Да, это очень быстро, Бак, — сказал я, — я и не думаю с тобой соревноваться. Ты хочешь убить меня, что ж, не могу препятствовать в этом и не подумаю вытаскивать револьвер. Нет, сэр, это уж точно.
— Душа в пятки ушла, — ощерился он.
— Может, и так, — согласился я. — Встань на мое место и спроси себя, что бы ты, черт побери, сделал.
— Трусливая душонка! — прорычал он, тараща на меня свои наглые глаза.
У меня плечи свело, а рука так и потянулась к револьверу. Ничего подобного никогда я еще не выслушивал.
— Не буду я доставать револьвер, — сказал я. — Поеду-ка дальше, если ты не против.
Я осторожно взял поводья, повернул лошадь и стал спускаться по склону. Я чувствовал на себе его взгляд и все ждал пулю в спину. Да ее все не было. Потом Бак Тэррэнт крикнул:
— Дуллин!
Я повернул голову.
— Ну?
Он стоял все в той же позе. Чем-то напоминал он мне сбесившегося койота: и глаза желтоватые, и слишком уж рот разевал, выплевывая слова, и его большие кривые зубы блестели на солнце. Думается, его бешеное желание грубить шло от одного: он теперь поступал, как хотелось ему всегда, — нагло, безбоязненно, подло, и только потому, что выхватывал револьвер быстрее всех. Это прямо-таки сочилось из него, как яд.
