На суше и на море, 1970 - страница 236

— Кажется, я догадываюсь: вы врач, — как бы про себя сказала его собеседница.

— Почему вы так думаете?

— Ну, саквояж у вас типично медицинский, да и терминология.

— Вы наблюдательны, и мне не хотелось бы вас разочаровывать, но моя служба не имеет ничего общего с медициной.

— Кто же вы?

— Простите, — спохватился Дени, — я еще не представился. Аллен Дени, начинающий юрист.

— Очень приятно, — сказала она обязательную фразу. — Пвонна Муанель.

Позже Дени проанализировал, как он воспринял это. Да, он растерялся. Потом его охватило такое чувство, будто его одурачили. Словно пса, узнавшего в колотившей его палке ту самую, которую он сотни раз приносил в зубах своему хозяину.

Остался позади Нант. Через час будет Сен-Назер, а Дени все еще не решил, как он заговорит с Ивонной. Она была в Париже, но знает ли о его смерти?

Снова сомнения овладели Дени. Кому нужны предпринятые им шаги, кроме него самого? Да и ему — зачем все это? Но он уже знал, что не сможет остановиться. Слишком много вопросов, слишком сложны они, слишком велик соблазн попытаться найти их решение. Представится ли еще такая возможность — холодным скальпелем ума рассечь клубок страстей, расчетов и чувств?..

Ритм колесного перестука замедлился. Поезд подходил к станции. Тогда Дени решился.

— Вы знаете, мадемуазель, нам по пути. Я направляюсь в поместье Клуа.

Ивонна быстро обернулась: на ее лице выразилось удивление.

— Больше того, — продолжал Дени, — цель моей поездки — встреча с вами. Я веду следствие по делу Джошуа Гало.

— А… — лицо Ивонны на миг исказилось гримасой боли, потом снова приняло бесстрастное выражение.

Дени понял, что ей обо всем известно. Что же, будет легче вести следствие.

— Вы правы, мои отношения с Джо были сложными. Любовь? А что это такое? Под этим словом подразумевают слишком разные вещи. Я вижу, вы меня не понимаете. Не понимал и Джо.

Нет, она совсем не так легко приняла смерть Гало, как пытается показать. Ее выдают руки. Они измяли край скатерти, пока Ивонна ровным голосом говорила все это.

— Но любовь… Ведь все знают, что это такое!

— Ничего подобного. Каждый знает лишь о своих чувствах. И очень редко догадывается о том, что испытывает другой.

— Для того и существует признание, — продолжал эту странную полемику Дени.

— Что скажет вам такая фраза: «Я вас люблю, как сто тысяч морских чертей?» Или: «Ты цветущий миндаль и полноликая луна»? Сколько людей — столько совершенно различных чувств, неповторимых миров, скрытых один от другого! Я и Джо — такие разные! Когда мы беседовали, это был разговор глухих. Он все мои, даже самые искренние, слова истолковывал по-своему. Я с ужасом видела, что между нами пропасть, уничтожить ее могло лишь полное взаимопонимание. А его все не было. Возможно, я меньше любила его, чем он меня. Но где весы, на которых взвесишь это?..

Вам, полиции, подавай улики: мышьяк, пистолет, Эйфелеву башню. Но ведь убивают не они, убивает мысль, своя ли, чужая ли. Вам подавай причины: разврат, банкротство, умоисступление. А если это не причины, а следствия? Вам подавай очевидцев, свидетельства: фотографии, письма, дневники. А они фиксируют поступки мертвеца. Уже мертвеца!

— Вы не правы, мадемуазель. Письма или дневники, например, — развивающаяся на глазах драма, мертвец появляется лишь в последнем акте.

— А если дневника нет?

— А если он есть? Что вы получили от Гало по почте за день до его смерти?

— Он вернул несколько моих писем, но поймите, я не могу вам их показать.

— Почему вы не хотите помочь мне установить истинную причину его смерти?

— Я сделала все, что могла. Я пыталась объяснить вам, что причина в человеческой сущности, которую невозможно понять постороннему. В том, что случилось с Джо, никого нельзя обвинять, даже его самого.

…Итак, результаты встречи неутешительны. В многозначительности слов Ивонны Дени не сомневался. Но почему она не желает выразиться яснее? Что скрывается за туманными рассуждениями о взаимном непонимании?