На суше и на море, 1970 - страница 149
РП, так в авиации зовут руководителя полетов, маленький коричневый старичок пенсионер, бывший летчик, которого авиация засосала навсегда, вошел к техникам и сказал неожиданно низким голосом, что один самолет все-таки сядет, а потом он закроет порт на прилет и вылет. И в свист пурги вмешался гул моторов. Пилюта побежал встречать самолет.
Через полчаса он вернулся и сказал:
— Кто сказал, что на улице жара? Метео говорит, что сейчас сорок два. Совсем как в Африке.
Он протянул руки к печке, и его куртка задымилась.
— Мы будем петь и смеяться, как дети, — сказал один бородач.
— Зачем петь? — сказал второй. — Сегодня работать не будем. Меня на улицу и калачом не выманишь. Я даже, может, ночевать здесь буду, в гостиницу и на обед не пойду.
— А на аэроплане надо делать регламент.
— Когда утихнет, тогда и сделаем, — решили техники, и Василий Иваныч согласился, хотя никто его согласия не спрашивал. Ему казалось, что техники смотрят на него с презрением. Они подчеркнуто не обращали на него внимания.
«Зажал! — думал он, ухмыляясь, — Здесь ничего не дается даром. Даже вода. И особенно — авторитет».
Техники пододвинули стол поближе к печке и начали играть в «козла». Домино было самодельное — из дюралевых брусочков.
Василий Иваныч уселся в уголке и начал читать описание двигателя, которое знал почти наизусть.
Дверь открылась, и снова появился РП.
— Такое дело, — сказал он Василию Иванычу, — самолет должен выполнить санрейс.
— Это в такую-то погоду? — удивился Василий Иваныч.
— В случае чего меня посадят, а не тебя. Как появится маленькое окошко в небе, выпущу аэроплан.
— Если экипаж согласится и вам жить надоело, можно, — пожал плечами Василий Иваныч.
— Я о другом говорю. На самолете нужно выполнить регламент через сто часов налета.
— Сам иди и делай, — сказал бородач, — много тут всяких начальников развелось.
РП даже не оглянулся на его слова.
— Я под дулом пистолета не пойду, — повторил бородач.
— Вот такое дело. Знаю, что трудно, — сказал РП Василию Иванычу и вышел.
Василий Иваныч отложил книгу и бодреньким голосом сказал:
— Ну что ж, товарищи, пойдемте. Ничего не поделаешь.
Никто не шевельнулся.
— Бедненькая тетя, как ты похудела! — сказал бородач и ударил костяшкой по столу. — Ну, как дела, господин тракторист?
— Рыба! — сказал второй бородач. — Подсчитаем очки.
Все начали с преувеличенным усердием подсчитывать очки.
— Ну, так как? — спросил Василий Иваныч.
— У нас тридцать два, а у вас?
— А у нас водопровод, вот. Тридцать пять.
Техники начали переворачивать костяшки.
— В такую погоду быть на улице не положено, — произнес бородач. — У кого один-один? Поехали.
— Не хотите? — спросил Василий Иваныч.
— Тянут-потянут — вытянуть не могут! — сказал бородач.
— Так никто не пойдет? — спросил Василий Иваныч, но все как будто и не слышали его.
Тогда Василий Иваныч потуже запахнулся и затянул пояс на последнюю дырочку. Концы воротника он подсунул под уши шапки и завязал тесемки под подбородком. Лицо он обмотал шарфом и оставил снаружи одни глаза. Техники играли в домино. Василий Иваныч взял инструмент и проверил, все ли ключи на месте.
— Он заиграл, а я запела, — сказал бородач. И Василий Иваныч нырнул в белый мрак.
Он, спотыкаясь и падая, подкатил печку для подогрева моторов, окунул проволоку с тряпкой в бензин и сделал факел. Кое-как разжег печку, и из длинных рукавов пошел теплый воздух.
Потом сходил в сарай и принес щит — брезент на двух высоких палках — и долго не мог поднять его стоймя: мешал ветер. Ветер выл в самолетных антеннах. Василий Иваныч начал открывать капот мотора, но снятые створки ветер тут же подхватил и понес. Василий Иваныч долго бежал за ними и потом отнес в самолет и самолет закрыл, чтобы снег не набился в кабину.
Он подвесил рукав, дующий горячим воздухом в то место, где должны находиться руки, и начал работать.
«Жалко, что нет зеркала. Не заметишь, как обморозишься», — подумал он.
Он работал, стиснув зубы, уже час. Он надеялся только на себя, а на технарей решил даже не злиться, чтобы не тратить сил на злость. Он разошелся и потерял чувство времени.
И вдруг в белом вихре появилась сгорбленная фигура, обрубленная метелью по пояс, с ветрозащитным щитом под мышкой. Василий Иваныч не мог разглядеть, кто это, да и ему было все безразлично. Человек подкатил печку к другому мотору и разжег ее.
