Орленга — река немалая, у нее много притоков. Один из них носит название Поворотная. Вдвоем с местным охотоведом Валей Базыльниковым мы забрались в самые верховья этой речки, к Лено-Киренскому водоразделу, где человека редко встретишь. Там-то мы основательно заблудились (в тайге говорят — сблудили). В какие места нас тогда занесло, сколько зверья нам встретилось! Сначала мы попали в систему Киренги, а когда подались обратно в ленскую сторону, то забрали на север. На пятый день мы наткнулись на истоки незнакомой речушки, которую приняли за один из притоков Орленги. Но спустя еще три дня после долгих дебатов мы пришли к выводу, что идем вниз по течению Тагоры — совсем другой реки, впадающей в Лену где-то за Усть-Кутом, километров за пятьсот ниже Орленги.
На второй неделе нашей одиссеи мы соорудили плот и кое-как приплыли в крошечное, из двух домиков, стойбище Аикту. Там я был вознагражден за все мытарства встречей с эвенкийской лодкой из березовой коры, на которую смотрел так, будто вместо обычного зимовья мы встретили избушку на курьих ножках.
Береста на той лодке была совсем свежая: значит, лодку сделали недавно, не перевелись еще мастера среди эвенков! И невольно вновь и вновь вставали в памяти строки из «Гайаваты»:
Дай коры мне, о Береза!
Желтой дай коры, Береза,
Ты, что высишься в долине
Стройным станом над потоком!
Я свяжу себе пирогу,
Легкий челн себе построю,
И в воде он будет плавать,
Словно желтый лист осенний,
Словно желтая кувшинка!
Именно такой видел я пирогу Гайаваты — легкий челн из прокопченной, слегка потемневшей бересты.
Прошло еще несколько лет, пока я вновь встретил берестяную лодку у старика самагира на реке Горин, что впадает в Амур ниже Комсомольска. Она-то и показана на снимке…
Не одна лодочная эпопея связывает меня и с Енисеем, самой красивой и могучей из всех наших рек. Свой поистине богатырский характер Енисей ярче всего проявляет там, где, приняв слева Хемчик, расстается с просторами Тувы и прорывается сквозь хребты Западного Саяна. Упругими спиралями закручиваются его струи под гранитными пирамидами береговых утесов, водопадами среди скал мчатся к нему малые речки.
На границе с Тувой, между Мирским и Куртушубинским хребтами, залегла небольшая Усинская котловина. В конце прошлого века русские старообрядцы основали здесь село Верхне-Усинское. По имени реки Ус зовется и знаменитый тракт, что соединяет столицу Хакасии город Абакан с центром Тувы (кстати, географическим центром Азии) — Кызылом. Миновав Буйбинский перевал, Усинский тракт вместе с рекой Нижняя Буйба вырывается к широкой долине Уса. При первом взгляде на эту реку нелегко поверить, что по ней можно плавать на лодке — так ревет и кипит она на камнях. Но к тому времени я уже знал, что у страха глаза велики, и решил сплыть с двумя студентами МГУ от Верхне-Усинского до Енисея.
Лодку нам делали в Верхне-Усинском. В ее основе была все та же тополевая долбленка (на Енисее ее называют веткой), но для защиты от водяных брызг и для лучшей устойчивости при прохождении через пороги борта надставили досками и основательно просмолили. Мои спутники привезли в Саяны недавно возрожденную песню «Бригантину», и как они пели ее перед нашим отплытием! Мы даже хотели дать это название своей лодке, но потом она получила имя «Шадак» в честь саянского зверька — горной пищухи, которая доставила нам тогда немало хлопот.
На реке Ус мы все держали настоящий экзамен на знание речных наук и сдали его успешно. Правда, не раз пришлось приставать к берегу и вычерпывать воду, не раз видели дно своего «Шадака», скользнувшее по мокрым камням.
Шоферы на Усинском тракте в Саянах и на Чуйском в горах Алтая хорошо знают, что аварии чаще всего происходят не на самых трудных горных участках, а на сравнительно безопасных равнинах предгорья.
Так получилось и с нами. Удачно миновав устье Золотого ручья, где Ус под прямым углом бьет в отвесную скалу, знаменитый Большой Порог в устье Казыр-Сука, пройдя трудные Дедушкин и Березовый пороги, мы едва не утонули по своей беспечности в последнем и самом легком — Джойском, возле которого строится теперь Саяно-Шушенская ГЭС.
