— Придет, конечно, придет!.. — обрадованно подхватил чукча. — Мое имя Тынэт. Я комсорг.
— А меня зовут Нина Ивановна. Я учительница.
— Вот хорошо! Помогать мне будешь, а я тебе помогать буду, — сверкнул ослепительной белизной зубов Тынэт.
Высокий, гибкий, с широко раскрытыми черными глазами, с чуть горбатым тонким носом, он с первого взгляда понравился Нине Ивановне своим открытым мужественным лицом и подкупающим прямодушием, которое сквозило в каждом его слове, взгляде, жесте.
— Ну ладно, пока до свидания! Пойду к своей комсомольской бригаде. Работать надо. Новые дома строить надо.
Тынэт еще раз сверкнул своей белозубой улыбкой и побежал к людям, собравшимся у штабелей бревен.
«Ну что ж, у меня уже много знакомых», — облегченно вздохнула Нина Ивановна.
Где-то за угрюмым скалистым мысом глухо прогудел пароход. Девушка вся подалась вперед, навстречу плывущему звуку гудка. Эхо унесло хрипловатый звук далеко в море.
Еще долго стояла учительница на берегу моря. Бесконечные вереницы льдов все двигались и двигались к берегу.
«Где-то там, за этой ледяной чертой, — чужая земля, Аляска, — подумала Нина Ивановна. — Всего три года прошло, как окончилась война, а оттуда уже снова грозят нам войной. Ну что ж, теперь я буду жить и работать у самой границы, у ледяной черты, за которой начинается чужой мир, самая крупная капиталистическая страна».
От этой мысли Нина Ивановна почувствовала какую-то особенную ответственность за свою работу. Сурово нахмурив брови, она смотрела далеко-далеко, за ледяную черту, думая о том, что очень правильно сделала, приехав сюда, в Чукотский национальный округ, на самый край родной советской земли.
Экэчо вышел в пролив на своей легкой парусной байдаре ночью, когда южный ветер погнал от берега льды. То и дело поглядывая на звезды и на светящийся компас, он шел на север, ловко огибая плавучие льдины. В байдаре его лежало два туго упакованных тюка песцов и лисьих шкур. Посасывая длинную деревянную трубку с медной чашечкой на конце, он зорко всматривался в залитое лунным светом море и думал о предстоящей встрече с братом, шаманом Мэнгылю.
Не однажды встречался Экэчо с братом после того, как тот оставил его на Чукотском берегу, а сам ушел на Аляску. Но особенно памятной для него была первая встреча.
Вышло это совершенно случайно. Экэчо плыл на своей байдаре километрах в десяти от берега. Искусно огибая льдины, он внимательно осматривался вокруг, стараясь найти тюленье лежбище. И вдруг из-за огромной льдины показался нос кожаной байдары. Скоро появилась и вся байдара. Экэчо, подналегший было на весла, чтобы встретиться в море с человеком, вдруг замер: в байдаре он увидел брата!
Ярость охватила Экэчо. Бессознательно он потянулся к винчестеру.
— Ты, однако, забыл, что шамана Мэнгылю пуля боится! — услыхал Экэчо сильный и властный голос брата.
Экэчо вздрогнул и выронил винчестер. Безотчетный страх, который он всегда испытывал перед Мэнгылю, снова овладел им.
Шаман вплотную подошел на своей байдаре к байдаре Экэчо. Его единственный глаз смотрел на младшего брата спокойно, чуть-чуть насмешливо.
— А если ты и убьешь меня, то завтра же самый сильный дух мой задушит тебя! — погрозил шаман.
Экэчо, опустив глаза, промолчал. Он искоса поглядывал на хрупкую байдару Мэнгылю, искренне изумляясь тому, что брат его сумел пересечь на ней опасный пролив.
— Далеко ушел ты от нового очага своего. Не страшно было тебе, что льдины раздавят твою байдару? — наконец заговорил Экэчо с братом.
— Надо море знать хорошо, надо ход льдов знать хорошо — тогда не раздавит.
Мэнгылю умолчал о том, что совсем недалеко от места их встречи его ждет американская шхуна.
— Да, да, ты правду говоришь. Надо море знать хорошо, льды знать хорошо. Тогда, когда ты уходил на Аляску, ты, однако, плохо знал все это, потому и брата родного не взял с собой, — недобро усмехнулся Экэчо.
— Пусть лучше не болтается язык твой для глупых слов. Не ты ли за девчонкой погнался, как волк за оленем? — строго возразил Мэнгылю.
— Да, я за ней погнался. Я не мог оставить Вияль здесь. И я не оставлю ее здесь, пока не убью или не увезу с собой туда, к вам.
