Марина Владимировна повернулась к Филькину.
— Значит, вы нашли ее в столе Стрепетова? А внутри?
— По нашим данным, там бумаги хранились, но мы их не обнаружили.
— Там была церковная запись о браке Потемкина с Екатериной?
— Предположить можно что угодно…
— Императрица посылала офицера с секретным поручением опечатать его документы, когда Потемкин заболел. Надеялась уничтожить следы прошлого.
— Может быть. Мы консультировались с историками. А сейчас у вас произойдет любопытная встреча. Даже побеседовать можете…
Следователь Максимов нажал кнопку в столе, дверь отворилась, в кабинет ввели Ланщикова. Он осунулся, нос заострился, даже разноцветные глаза поблекли.
— День добрый, Марина Владимировна.
— Табакерка-медальон найдены при обыске у вашего бывшего ученика Ланщикова. Подвески и бумаги отдать отказался. — Голос следователя прозвучал без всякого выражения.
— Не может быть!
— Ланщиков утверждает, что ему подкинули этот предмет несовершеннолетние Парамонов и Серегин.
Она вскочила, сделала к нему шаг, он опустил голову.
— А мальчики признались, что он велел им украсть стол Стрепетова из магазина. Интересно послушать его версию в вашем присутствии.
Марина Владимировна отошла к окну, отвернулась. Ей казалось, что на ее плечи давит груз, поэтому так резко заболела голова. Способный, неглупый, благополучный человек! Любитель истории, книг.
— Вы продолжаете настаивать на своих показаниях, Ланщиков?
Она оперлась на подоконник.
— Как ты мог пойти на это?
Марина Владимировна стала смотреть в окно. По улице шел мальчик, сонный, зевающий, выгуливая черную голую собачонку в жилете, застегнутом на спине. Она была крошечная, на ножках-спичках, крысиный хвостик подметал тротуар, но с какой любовью ее круглые выпуклые глаза поглядывали на хозяина, и уши вставали домиком…
— Все на свете — дело случая, Марина Владимировна, — Ланщиков был задумчив, даже лиричен. Он точно сидел в ее комнате, обсуждая своеобразие характера князя Потемкина. — Не сдай Олег стол в антикварный, не попади тут же в больницу — я бы и не подумал соприкасаться с уголовным кодексом. Преступник не я, а слепой случай…
— До чего оказался тонок твой слой порядочности, оступиться при первом же случае…
— Понимаете, цена за этот раритет была мне недоступна, я нахожусь ныне на дне финансовой пропасти по причине конфликта с дрожайшей родительницей. Мы судимся из-за наследства отца, маман решила выскочить замуж…
— Какое это имеет отношение к делу?
— Самое прямое. Об этом столе я мечтал еще в школе.
— На что ты надеялся, организуя кражу?
— Получалось, что Олегу не выкарабкаться… Стол могли купить, а гоняться потом за ним, как Остап Бендер, было бы смешно.
— Тебе так необходим был этот клад?
— Зарплата архивариуса знаете какая — курам и то грустно. Жениться на дочке директора магазина? Бр-р! У меня уже был печальный опыт в ранней юности, вам известный. А тут никто бы не пострадал. Унесли стол, потом подбросили анонимку с его адресом — шутка. Я бы покопался в нем аккуратно…
— Когда ты узнал, что стол принадлежал Потемкину?
— Сразу после того дня рождения. Олег сам разболтал. Смеялся, что в столе, по легенде, хранятся сокровища, только нельзя найти. Мол, в детстве все шурупы крутил, завитки резьбы…
— И ты поверил в легенду?
— Поверил и посвятил себя истории, как с юрфака поперли. Но как добраться до клада? Не в квартиру же Стрепетова залезать школьному товарищу? Его маман оттуда не выходила. В общем, я — человек действий. Просчитал все варианты и прибегнул, кажется, к самому безболезненному. Только одну глупость совершил — дал вам рукопись…
— А я при чем?
— Разве не вы доложили о ней милиции?
— Зачем же всех мерить по себе? Следователь сам разгадал твой ребус… Но где же подвески к медальону и бумаги, которые в нем хранились?
— Увы! — Ланщиков театрально развел руками.
Его разноцветные глаза смотрели проникновенно, искренне, ясно, как всегда, когда он врал на уроках.
— Значит, никакие угрызения совести тебя не мучают?
— Хныканьем делу не поможешь! Стол цел, я нашел клад. Просто не успел передать его государству, но я собирался это совершить…
