Я взяла конверт, вынула письмо. Размашистый Варин почерк, круглые буквы. Написано без спешки, твердой рукой.
«Прощай, Барс! Я запуталась так, что не выбраться, не выплыть. Пять, а то и больше лет мне обеспечено. Кончились у меня силы. Оглянулась — и стало страшно. На что жизнь разменяла? Ничего из Варюхи не вышло. Ни жена, ни мать, ни врач. Надеялась на помощь Олежки. Но после нападения на него надломилось во мне что-то. У кого же будут теплеть глаза при виде меня?
Не надо было мне выходить замуж. Но шеф велел. Ему так было удобнее. Я все отдала ему, даже гордость. Мне казалось, если любишь — все можно. Потому и боялась Марине в глаза смотреть, она меня читала, как открытую книгу…
Много я от него и для него вытерпела, на «Скорую» перешла, когда его главврачом назначили, все делала, что велел, запрещала себе думать, во что превращаюсь. А знаешь, как страшно себя ломать, отказываться от того, что было дорогим?!
Шеф был не скуп, в деньгах не обижал, но мне мои фирменные тряпки казались ворованными…
Недавно неполадками на «Скорой» заинтересовались, начались проверки. Мне приходилось устраивать иногородних по его распоряжению в разные больницы. Я спросила его, что мне делать, как отвечать на допросах, потому что боялась подвести шефа. И вдруг он заявил, что знать ничего не знал, все это — моя инициатива.
Представляешь? Предал, трусливо, небрежно, а я была как рабыня… Ради него в таких делах запуталась…
Ох, если бы можно было посоветоваться с Олегом, Мариной. Но он без сознания, Марина от меня отвернулась… Позвонила Лисицыну. Когда-то был влюблен, звал после армии замуж… Сказала, что пойду с повинной. Как он перепугался!
Последний шанс! Еду на свидание с шефом. А вдруг в нем совесть проснулась? Поэтому письмо не отправляю, кладу в учебник. Если не вернусь — найдешь.
Прости за все. Рыжика жалко, но пусть забудет. Зачем ему такая мать? А ты меня не любил. Вычеркни меня из памяти…»
Я закрыла глаза, и слезы хлынули неудержимо, отчаянно. Ах, Варька! Как же я могла отказать тебе в помощи, как не почувствовала, что ты надломлена, как не заметила твоего смятения?!
— Варьку вижу за каждым углом… — послышался голос Барсова, — бросаюсь, другая… И спать не могу, все беседы с ней веду мысленно, отношения выясняю…
Он сморщил лицо, точно разжевал что-то горькое.
— Я к ее шефу драгоценному ходил сегодня… плюнуть в морду хотел. Но опоздал… Его уже взяли…
— Куда?
— Ну, арестовали, там такая перетряска…
Барсов понурился, сжался. Он привык годами к моей снисходительной иронии, восхищению его способностями, теплу нашего дома. Но в эту минуту его мне не было жаль.
— Ты много зарабатываешь? На какие деньги Варя покупала заграничные вещи?
— Все девчонки выкручиваются…
Он изумленно посмотрел на меня.
— Олег рассказывал, что вы купили машину в прошлом году?
— Да, «Жигуль», Варьке подвалило наследство от бабки…
— У Вари не было в живых ни одной бабушки. А в компанию Лужиной она ходила без тебя?
Я усмехнулась. Скользя по поверхности, жить легче. Барсов всегда ненавидел любые житейские и нравственные трудности.
— Ты просто на все закрывал глаза… Так тебе было спокойнее…
Барсов оскорбился, привстал, но я прикрикнула:
— Сядь! Твой эгоизм с годами стал хронической болезнью…
Он опустил голову и пробормотал:
— Я как все… не мужское дело вязаться в бабские делишки…
— Надо отнести письмо следователю прокуратуры.
— Да вы что! — Он вскочил в ярости. — На посмешище себя выставлять!
Он схватил конверт, хотел его порвать, я повисла на его руке.
— Не дури!
— Да лучше я вслед за ней…
— Тебе не идет истерика!
Я демонстративно оставила письмо на столе и села. Он топтался в нерешительности.
— Они многое знают, зачем же людям лишние хлопоты причинять… Теперь всем ясно, что это — настоящее самоубийство…
— Не скажите! Олег Лужину предупреждал, чтоб спекулянтов гнала…
— Откуда ты знаешь?
— Варька рассказывала. Она возмущалась, что он сует нос не в свое дело, ей казалось, что магазин к нему не относился…
— А ты как реагировал на ее слова?
Он пожал плечами. Жест был выразительный. Как всегда, пропустил мимо ушей… Его не касалось…
