Билли. Но она не опиралась о стену, так как ей не нужна была поддержка: она не собиралась упасть в обморок. Напротив, она склонилась вперед, ее белые кулачки были прижаты к украшенному серебряными пуговками корсажу, и ее черные глаза сверкали. В ней не было страха ни за себя ни за своего защитника. Она только следила за его действиями с искренним одобрением хорошего бойца, видимо, преклоняясь перед ловкостью и силой американца.
– Идем! – в третий раз закричал Билли и запустил в капрала подвернувшимся под руку стулом.
Девушка была словно очарована зрелищем боя. Теперь она очнулась, но – слишком поздно. Она бросилась к Копперсвейту. В тот же миг один из колибрийцев, вскочив на ноги, кинулся на нее.
Билли не стал смотреть, какое действие произвел брошенный им стул. Он повернулся к девушке и стремительным ударом по подбородку отбросил нападавшего на нее детину, который распластался на полу.
– Живо теперь! – крикнул Билли. Он схватил девушку за руку и потащил ее за собой.
Она с ужасом оглянулась через плечо:
– Берегитесь!
Поспешность заставила ее выкрикнуть это предупреждение на колибрийском диалекте, и возбуждение, в котором находился Билли, помешало ему быстро понять ее.
Дубинка человека со сломанным носом опустилась на него.
Глава V. «Неверный номер»
– Они говорят, что я был пьян, – жаловался бедный Билли. Он лежал на кожаной кушетке среди носов Доббинса и поправлял повязку, слишком туго стягивавшую его белокурую голову. – Они говорят, что я был пьян, но что они не хотели арестовать меня и предать это дело гласности, считаясь с положением моего отца!… Пьян!… И это вся помощь, которую я получил от нью-йоркской полиции!
– Вероятно… гм… оно так и было, – заметил Доббинс.
Билли приподнялся на своем ложе.
– Вы когда-нибудь пили одобести, разбавленное для контрабандной торговли?
– Я никогда не пил его и в натуральном виде.
– Так смею вас уверить, что вас скорее стошнит от него, чем вы почувствуете себя хоть немного под парами.
– В дозапретные дни какой-нибудь пьяница говорил то же самое про пиво – до тех пор, пока пиво позволяло ему еще двигать языком!
– Но я говорю вам, – настаивал юный Копперсвейт, – что я помню все это совершенно ясно до того момента, когда этот негодяй с пробитым носом хватил меня по черепу. Потом я очнулся на тротуаре, позвал полисмена, вернулся с ним в ресторан. И что же я застаю? Все идет чинно и мирно, ресторан работает; только исчезла стойка, исчез Сломанный Нос и исчезла девушка. Хозяин вернулся на свое место и разыграл удивление, как заправский киноактер. Слуги, посетители – все выражали такое же недоумение. Очевидно, они боялись осложнений с полицией. Все клянутся, что я пришел навеселе и что меня пришлось выпроводить на улицу. Что вы на это скажете? Что я могу поделать, если все клянутся, что не было ни стойки, ни Сломанного Носа, ни девушки?
Доббинс покрутил свои нафабренные усы. Он особенно гордился своими волосами и усами и имел на это право: они были в значительной мере его собственного изготовления. Слуга каждое утро чернил ему ваксой сапоги, а Доббинс сам чернил свои усы и волосы.
– Почему ты спрашиваешь моего совета? – удивился он.
– Разве эти субъекты не колибрийцы? – спросил Билли. – И разве вы не получили назначение в их страну? Как полномочный представитель Соединенных Штатов на их трехдюймовом острове вы более какого-нибудь другого известного мне лица являетесь ответственным за них!
– Чепуха! Кроме того, ты знаешь, как я отношусь к этому назначению. Почему ты не обратишься к своему отцу?
Билли усмехнулся.
– Это дело не совсем семейного характера, – заметил он.
С того момента, как его отпустила полиция, он развил лихорадочную деятельность и был далеко не в таком отчаянии, какое он изображал. Но в его планы не входило посвящать ни отца, ни даже Доббинса в то, что служило предметом его хлопот. Прежде чем заглянуть в контору «Объединенной прессы», он успел раздобыть кое-какие сведения. Между прочим он узнал, что греческий пароход отбыл в различные порты Средиземного и Черного морей незадолго до того, как он заехал в бруклинские доки. Далее он выяснил, что среди пассажиров, севших на пароход в последнюю минуту, находились четверо мужчин и молодая женщина, не назвавшие своих имен. Почему-то он был уверен, что девушке не грозила никакая опасность. А потому он принял решение…
