— Держать точно на середину ворот, — требую от рулевого.
Однако Мехтеев оглядывается на всплески, поднявшиеся за кормой корабля, и непроизвольно тянет рукоятку управления рулем влево. Тральщик на полном ходу поворачивает прямо на мол. Чувствую, что отвернуть мы уже не успеем, и перевожу ручку машинного телеграфа на «полный назад». Корабль дрожит всем корпусом. По инерции он еще движется немного вперед, на мгновение застывает на месте и затем медленно идет назад. А тем временем в боновых воротах закипает вода от разрывов снарядов — гитлеровцы сосредоточивают огонь на входе в порт. И не ошибись рулевой, наш «Щит» оказался бы в самой гуще этих разрывов. Как говорится, не быть бы счастью, да несчастье помогло.
Приказываю Баглаю стать за руль, хотя Мехтеев не услышал какого–либо упрека. Его оплошность поначалу сильно меня огорчила, но теперь, когда обстановка изменилась, не хотелось человека журить.
Огонь противника ослабевает. Пока гитлеровцы соображают что к чему, мы благополучно проскакиваем через боновые ворота в порт и в 13 часов швартуемся у причала.
Привлекает внимание необычайно большое скопление судов и боевых кораблей в порту и на внешнем рейде. Мы, конечно, понимаем — идет подготовка к эвакуации последнего эшелона войск. Об этом меня информировал комдив Янчурин еще в походе[9].
Во второй половине дня 14 октября на одном из тральщиков собираются командиры и комиссары кораблей. Мы получаем обстоятельный инструктаж. Тральщикам предстоит доставить войска с берега на транспорты и крейсера, стоящие на внешнем рейде, затем принять на борт подразделения морской пехоты и конвоировать в Севастополь транспорты.
Мы с Савощенко возвращаемся на «Щит». По дороге на территории порта попадаем под бомбежку фашистской авиации. Одна из бомб падает совсем близко. Взрывная волна отбрасывает меня метров на восемь по булыжнику. К счастью, отделываюсь легкой контузией. А вот китель изрядно потрепало — пришлось его выбросить.
Поздно вечером в порт вернулся лейтенант Мандель — с женой и двумя детьми. Весь их скарб разместился в двух небольших чемоданах. А мать лейтенанта, его родственники не успели собраться. Впоследствии мы узнали, что все они вместе с десятками тысяч одесситов были расстреляны гитлеровцами.
Весь день 15 октября мы доставляли армейские подразделения на крейсер, стоявший на внешнем рейде. Дело у нас спорилось. Этим мы во многом были обязаны помощнику командира Николаю Матвеевичу Сотникову, который четко отработал расписание по приему армейских подразделений. Слаженно действовал весь экипаж. Нам удалось заготовить несколько сходен. Стоявшие около них краснофлотцы направляли людей в заранее определенные помещения.
Бойцы и командиры поднимались на тральщик со стрелковым оружием и минометами. Они выглядели усталыми, многие имели ранения.
Приняв на борт бойцов, мы шли к крейсеру. Высадив их, возвращались к пирсу за другими подразделениями. Когда отходили на внешний рейд, на пирсе оставались только часовые. Но как только подходили швартоваться, словно из–под земли появлялись бойцы и организованно шли к сходням.
А между тем за городом шел бой. Не смолкая, вели огонь полевые и береговые батареи. Артиллеристы должны были выпустить по врагу все имеющиеся боеприпасы. Под интенсивным артиллерийским обстрелом врагу казалось, что советские войска готовятся перейти в контрнаступление.
Мы делаем последний рейс на внешний рейд. Затем возвращаемся в порт, чтобы принять на борт подрывные группы. Они состоят из флотских минеров и армейских саперов. Но подрывников на причале пока еще нет: они продолжают выполнять свою задачу, уничтожая военные объекты.
Мы с комиссаром сходим на причал, приближаемся к воротам, отделяющим порт от улицы Старостина. На душе тяжело. Улицы запружены автомашинами с грузами. Успеем ли все это вывезти? Как–то даже не верится, что оставляем Одессу — уж очень крепкой была ее оборона. Но что поделаешь, такова суровая необходимость. Немецко–фашистские войска в конце сентября продвинулись к Перекопскому перешейку. В этих условиях, как нам разъяснили, необходимо усилить войска, оборонявшие Крымский полуостров. Иначе с потерей Крыма Одесса оказалась бы в еще более трудном положении.
