. И вот этот негодяй, у которого руки по локоть в крови, ходит по городу. Когда покушались на Алиханова, террористы хладнокровно бросили две бомбы в коляску с генералом. Рядом с которым сидели шестнадцатилетний сын Алиханова и его знакомые, мать с дочерью. Плевать! Всех под нож! В результате мать погибла, а дочь получила тяжелое ранение…
Лыков не стал отвлекать жандармов от важных дел. Питерцы пообедали на прощанье с Сергеем Исаевичем, пригласив заодно и околоточного надзирателя Дзенита. Сели в погребе Бабунидзе на Светланской, близ виадука № 23. Паровое отопление, отдельные кабинеты, шашлыки… Простились по-хорошему, начальник отделения очень благодарил за науку. Командированные даже успели сходить на «Цыганский табор», маскарад в Коммерческом собрании, организованный патронессами предполагаемого в скором будущем Морского благотворительного общества. Зеленая лужайка из живых цветов, шатры, романсы и песни хором, танцы до трех часов утра… Азвестопуло перебрал и стал приставать к главной затейнице вечера госпоже Томашевской. Пришлось шефу, не дожидаясь скандала, уводить его прочь.
Наконец сыщики сели в скорый поезд № 1 и в одну минуту седьмого пополудни тронулись на запад. Билетов на поезд через Вятку не оказалось, и пришлось ехать через Москву. И вместо международных вагонов довольствоваться купе в вагоне-миксте первого-второго классов[99]. Но уже очень хотелось домой…
Это подарило командированным неожиданное приключение. В Харбине к ним в вагон подсела молодая дама лет тридцати, приятной наружности. Что-то в ее поведении подсказывало, что флирта она не чурается. Азвестопуло тотчас же полез с ней знакомиться. По закону в дамском купе могут находиться лишь мальчики до десяти лет. Коллежского асессора это не остановило. Когда кондуктор попытался вывести наглеца, тот небрежно сунул ему в карман серебряный рубль. И оставил за собой право ходить в гости! Впрочем, за время, проведенное в дороге, все трое успели сдружиться. Дама оказалась свободна и независима в суждениях, одинаково кокетничала и со старым сыщиком, и с молодым. В разговорах она легко затрагивала скользкие темы. Любила, например, обсудить достоинства и недостатки корсетов «венус» перед «центури-бандаж» и норовила показать их на себе… В Москве барынька вышла, сунув в карман Лыкова записку со своим адресом в Смоленске. Алексей Николаевич не удержался и показал ее Сергею:
— Видишь? Побеждает опыт!
Азвестопуло был уязвлен:
— Вертихвостка! Я ж ей мех подарил…
— Молчи, сквалыга. Она так скрасила твое путешествие.
После долгих дней пути из тумана выполз дебаркадер Николаевского вокзала. По нему бегали газетчики, сновали носильщики и железнодорожные жандармы, плотным потоком текли пассажиры. Вот она, столица! Как хорошо дома…
Генерал от артиллерии А. Н. Нищенков всю Великую войну исполнял обязанности командующего войсками Иркутского военного округа. Сам не воевал, а поставлял на фронт резервы. После революции участвовал в Белом движении, закончил свою жизнь в эмиграции в Югославии.
М. М. Манакин в 1913 году стал начальником Азиатской части Главного штаба. После революции перешел к Колчаку, но повоевать не успел, состоял «в ожидании назначения», которого так и не получил. С 1921 года жил в США.
Д. Д. Григорьев сумел-таки присоединить к Сахалинской области Удский уезд. Вышло не авантажно. Дмитрий Дмитриевич сразу же переехал в более благоустроенный Николаевск и забрал с собой путевую канцелярию. На острове остался вечный вице-губернатор фон Бунге с минимальным штатом. Управление вследствие такой «реформы» только усложнилось, волокита усилилась. Григорьев неоднократно просил перевести его на другую должность, Сахалин ему не нравился. Действительный статский советник вышел в отставку в 1916 году, якобы по болезни. На самом деле чиновник позволил себе публично осудить некоторые решения правительства, и его вышвырнули со службы. Ладно хоть не по «третьему пункту», без прошения и пенсии… Бунтаря пожалели и даже выдали ему так называемую амурскую пенсию в пять тысяч рублей, весьма значительную по тем временам. После октября 1917-го Дмитрий Дмитриевич изловчился сбежать сначала в Ригу, потом в Англию, где стал личным представителем Колчака. Затем бывший губернатор пробрался в Японию. В 1920 году в обозе японской армии он вернулся на остров. Пытался вести свою игру, ратовал за суверенный Сахалин под протекторатом микадо. Не вышло. Умер Григорьев в Риге в крайней бедности, не успев воспользоваться амурской пенсией…
