– Ребята, берите всё, что хочется! Выпивка в шкафу, закуска в холодильнике. Только огонь не разводите.
Он даже не думал о какой-либо выгоде, типа буксировки или страховки. Тут бы своё как-то уберечь. Но на этот раз не помогло… Вбегает он ко мне. Весь какой-то хмурый, руки дрожат, язык заплетается…
– Что случилось, товарищ полковник? – спрашиваю я. – Неужели самое страшное, ордена, медали? – Такое обращение не носило никакой иронической подоплёки потому, что Андрей Яковлевич на самом деле был полковником и даже служил когда-то в Генштабе, до своей отставки. Если бы его в начале перестройки не уволили в запас, он бы определённо стал генералом. Но вот не получилось… Бывает… Во время войны он был подрывником. Его солдатики минировали различные объекты перед сдачей их врагу, а затем взрывали. По радио… Уйдя на пенсию, он, конечно, растерялся.
– Ну, скажи, как теперь жить? – говорил он. – Раньше так были хоть идеалы, светлое будущее… А теперь? Мерзопакостное прошлое?
– И что же мне прикажете делать? – спрашивал он у всех, с кем ему доводилось разговаривать, – я ведь ничего не умею. Разве что разрушать… А кому это сейчас нужно? Арабам? Так я их, почему-то, недолюбливаю…
Но свежий воздух, зелень, дачные хлопоты и главное – приличная пенсия постепенно угомонили его мятущийся дух, и он даже не заметил, как всю мощь своей невостребованной энергии направил в хобби… А тут как раз эти пришельцы… Забрались-таки в тщательно замаскированный подвал, закрытый всяческим мусором и заставленный мебелью. А в подвале этом были главные предметы гордости Андрея Яковлевича – отличные инструменты, сделанные по его специальному заказу из нержавейки, а также несколько больших бутылей самодельного вина… Вина эти были самые разнообразные. Сухие и не очень, креплённые и наливки. Казалось, что нет таких фруктов и ягод из которых мой сосед не умел изготовить качественный напиток. Из сливы, – сливовицу, из вишни, – вишнёвку. Даже из захудалой рябины он умудрялся сотворить отличное вино. А смеси, которые всякие выпендрежники называют коктейлями… Впрочем, хватит пускать слюни… Поверьте на слово. Ведь о качестве этих вин я могу судить не понаслышке, несмотря на то, что в них особенно и не разбираюсь. Больше того, где-то в разгар дегустации, на которую я был приглашён в самом конце дачного сезона, я вообще перестал ощущать разницу во вкусе, а обращал внимание лишь на количество наливаемой жидкости… Да, напитки у полковника были знатные… Скажи мне, что ты пьёшь, и я скажу тебе, кто ты, – пронеслось у меня, когда он совсем не строевым шагом вышел меня проводить.
Не хотелось мне огорчать своего соседа, очень не хотелось. Может быть, я отделался бы какими-нибудь разговорами. Но что делать, если взгляд его упал на небольшую лужицу крови, предательски вытекающей из-под двери? Что думал в тот момент заслуженный человек, герой войны. Какие мысли одолевали его в тот момент, трудно сказать. Ведь он видел, что я приехал не один, а с женой, которой он всячески симпатизировал. К тому же, у нас далеко не хоромы, в которых можно спрятаться. Веранда и комнаты, просматриваемые со всех сторон… А тут эта кровь… Густая, тёмно-красная… Мне показалось, что человек, повидавший на своём веку немало, как-то остолбенел и лишился дара речи. Ведь одно дело, когда ты взрываешь врагов на значительном расстоянии, а другое, когда рядом, среди своих… Вижу, что никакие разговоры его уже не интересуют, смотрит на пол неотрывно и что-то соображает… А взгляд показался таким подозрительным, и глаза – жёсткие, непримиримые… Ещё немного, и он бросится на меня или к себе за охотничьим ружьём. Но ведь ружьё его не здесь, а давно уже в Москве… Впрочем, в таком состоянии человек может воспользоваться и другим орудием. Например, топором… Обстановочка, скажем прямо, не блестящая…
Открыл я дверь, идущую из холла, и взору полковника в отставке представилась картина не для слабонервных: окна, заколоченные какими-то матрацами, по краям комнаты стулья и кресла, принесённые со всех ближайших строений, а в центре – большой 20-литровый бутыль, наполовину заполненный отработанными вишнями. Этот бутыль даже не стоял, а как-то неуклюже лежал на своём, не очень удобном боку и часть вишен, расположенных у самого его горла, всё ещё не могла решиться, оставаться внутри или вырваться на волю вслед за последними каплями разлитой по полу вишнёвки…
