Какие жуткие обои в этой комнате, похожей на выгребную яму! Видно, их наклеил какой-то доходяга много лет назад… именно так, я ведь и есть тот доходяга, и с тех пор лучше я выглядеть не стал… но зато здесь все под моей потной рукой, ни до чего тянуться не надо: шприц, игла, ложка, свеча, зажигалка, пакетик с порошком. Все это клево, просто замечательно, но меня терзает страх, что мое внутреннее море вот-вот отступит от берегов, оставив мое тело забитым ядовитыми отбросами.
Я начинаю варить ещё один дозняк. Дерзка ложку над пламенем свечи в трясущейся руке и ожидая, пока растворится ширево, я думаю: прилив длится все меньше и меньше, ядовитый отлив — всё дольше. Впрочем, даже эта мысль не сможет помешать мне.
Первый день Эдинбургского фестиваля
Бог троицу любит. Верно говорил мне Кайфолом: стоит хоть раз попробовать слезть раньше, чем настало время, чтобы поиметь горе. Учатся только на собственных ошибках, и вот чему я научился: главное — как следует подготовиться. Снять на месяц с предоплатой огромную пустую комнату с окнами на-Дюны. Слишком много ублюдков знают путь в мою квартиру на Монтгомери-стрит. Деньги вперед! Расстаться с живыми башлями труднее всего. А легче всего — вмазаться утречком на дорожку по левой вене. Мне же надо было продержаться, пока я не закончу со всеми приготовлениями. Затем я ракетой пронесся по Киркгейт, делая закупки в соответствии с составленным мною списком.
Десять банок томатного супа «Хейнц», восемь банок грибного супа (его хорошо есть холодным), одна большая картонка ванильного мороженого (когда оно растает, его можно пить), две бутылки суспензии магнезии, одна бутылка парацетамола, одна упаковка ринстедовских пастилок для рта, одна баночка поливитаминов, пять литров питьевой воды, двенадцать банок изотонического напитка «Люкозад» и кое-какие журналы: легкая порнуха, «Виз», «Скотч футбол тудей», «Зе пантер» и т. д. Самым важным припасом удалось разжиться в родительском доме — это флакон с валиумом, принадлежащий моей матери. Я ничуть не стыжусь моего поступка. Она все равно теперь им не пользуется, а если ей все же понадобится валиум, то, учитывая её пол и возраст, наш мудак участковый пропишет его моей маме легко, как леденцы. Я старательно ставлю крестики напротив всех пунктов в моем списке. Мне предстоит тяжёлая неделя.
В моей комнате нет даже ковра. Посередине этой берлоги валяется матрас, на котором разложен спальный мешок, рядом стоит электрообогреватель, а на деревянную табуретку, я поместил маленький чёрно-белый телевизор. А.ещё я раздобыл три коричневых пластиковых ведра и наполнил их до половины дезинфицирующим раствором. В них я буду соответственно собирать мое дерьмо, мочу и блевотину. Затем я выстраиваю банки с припасами и медикаменты так, чтобы до них можно было дотянуться, не вставая с кровати.
Я вмазался в последний раз для того, чтобы справиться со всеми ужасами, сопряженными с походом по магазинам. А ещё эта вмазка должна мне помочь спокойно заснуть и начать наутро слазить с геры. После этого я буду аккуратно снижать дозы. Иначе никак: я уже чувствую надвигающийся упадок сил. Всё начинается как обычно — с легкой тошноты под ложечкой и приступа беспричинной паники. Как только я понимаю, что со мной, неприятное недомогание тут же плавно становится непереносимым. Зубная боль пронзает челюсти, вгрызается в глазницы, и все кости сотрясает жуткая, неудержимая, лишающая сил дрожь. По любому поводу на коже выступает ледяной пот: прибавьте ещё к этому озноб, от которого моя спина превращается в тонкий слой осенней изморози па крыше автомобиля. Пора действовать. Но я ещё не готов к тому, чтобы встретить врага лицом к лицу. Надо следовать старому проверенному методу: сползать потихоньку. Я могу заставить себя двигаться только ради того, чтобы добраться до геры. Один крошечный укольчик — и мои скрюченные конечности распрямятся, и я засну сном младенца. А уж как проснусь, так и завяжу. Свонни куда-то пропал, Сикер в тюряге. Остаётся один Рэйми. Схожу и позвоню говнюку с автомата из вестибюля подъезда.
