— Что это за херню ты мне пытаешься всучить?
— Опий. Опийные свечи. — Тон Майка меняется и становится почти виноватым.
— И что мне с ними делать, в жопу засовывать? — говорю я без задней мысли, и тут же мое лицо озаряет улыбка.
Мики улыбается в ответ.
— А я уж боялся, что мне тебе объяснять придётся, — говорит он с апломбом, на что Саутон реагирует смешком, а Жирная Хрю — ослиным ржанием. Он видит, однако, что я недоволен, и продолжает: — Тебе же не нужно, что тебя сразу вставило, прикинь? Тебе нужен медленный приход, чтобы прошла боль, чтобы ты смог слезть с иглы, прикинь? Тогда это для тебя самое то. Сделано, блядь, прямо на заказ для таких, как ты. Опий постепенно всасывается, поступает в кровь, а затем концентрация спадает. Мать твою так, да их в больнице доходягам дают!
— Ты в этом уверен, чувак?
— Прислушайся к голосу опыта, — говорит он, улыбаясь, но улыбка эта обращена в большей степени к Саутону, чем ко мне. Жирная Хрю откидывает свою засаленную башку назад, демонстрируя лошадиные зубы.
Короче говоря, я поступаю, как мне велели. Прислушиваюсь, так сказать, к голосу опыта, извинившись, удаляюсь в сортир и прилежно засовываю свечи в жопу. Я засовываю палец к себе в жопу первый раз в жизни, и от этого ощущения меня слегка поташнивает. Я смотрю на свое отражение в зеркале, висящем над раковиной. Рыжие волосы, тусклые и потные, и белое лицо с кучей мерзких пятен. Два особо выдающихся следует назвать скорее фурункулами. Один на щеке, и один на подбородке. Из меня и Жирной Хрю вышла бы замечательная парочка, и я вызываю в своем воображении извращенную картину — мы с Хрюшкой плывем в гондоле по венецианскому каналу. Я возвращаюсь в гостиную, всё ещё не в себе, но предвкушая приход.
— Они не сразу действуют, — ворчливо бросает Форрестер, когда я появляюсь на лестнице.
— И не говори. С тем же успехом я мог бы засунуть их тебе в жопу.
Мне удается впервые выдавить улыбку из Джонни Саутона. Я вижу, как кровь приливает к уголкам его тонкого рта. Жирная Хрю смотрит на меня так, словно я только что совершил ритуальное убийство её первенца. От этого недоумения, застывшего у неё на роже, я чуть не лопаюсь со смеху. Майк бросает обиженный взгляд, который означает что-то вроде «Шутки здесь шучу я», но в нём читается смирение, потому что он уже утратил свою власть надо мной. Она кончилась сразу же после совершения сделки. Теперь он значил для меня не больше, чем высохшее собачье дерьмо в торговом центре. Да что там, гораздо меньше. Вот так-то.
— Ладно, народ, до встречи, — бросаю я на прощание Саутону и Жирной Хрю.
Улыбающийся Саутон подмигивает мне по-дружески, что изрядно, оживляет обстановку в комнате. Даже Жирная Хрю пытается выдавить из себя улыбку. Я принимаю это за дальнейшее свидетельство того, что баланс сил между мной и Майком необратимо изменился в мою пользу. И подтверждая эту догадку, Майк провожает меня за порог квартиры.
— Э-э-э… увидимся позже, чувак. Э-э-э… прост меня, что я тут слегка на тебя наезжал… Это всё этот говнюк Доннели… охуительно мне действует на нервы. Мудозвон, каких ещё поискать надо. Я тебе потом всё разжую в деталях. Ну чего, без обид, Марк?
— До скорой встречи, Форри, — отвечаю я, причём мне удается изобразить голосом легкую угрозу, отчего говнюк слегка напрягается, хотя и не знает, чего ему ждать. Мне отчасти не хотелось наезжать на этого пидора слишком сильно. Если трезво подумать, он мне ещё может понадобиться. Но думать трезво нельзя: если начнешь думать трезво, то можно забить себе в жопу все попытки слезть с иглы.
К тому времени, когда к спустился с лестницы, мое недомогание прошло: вернее, почти прошло. Я всё ещё чувствовал боль во всём моём теле, но она меня уже не беспокоила. Я знал, что глупо думать, будто свечи начали действовать, но эффект плацебо, несомненно, имел место. Единственное, что меня доставало, — это постоянное шевеление у меня в брюхе. Мои кишки оттаивали. Я не срал дней так пять-шесть, и вот, похоже, пробил час. Пустив газы, я тут же замер, почувствовав что-то влажное на изнанке моего нижнего белья. Сердце бешено забилось в груди. Я ударил по тормозам — то есть сжал мускулы сфинктера изо всех сил. Тем не менее процесс пошел, и теперь дело могло кончиться худо, если не принять немедленных мер. Я подумал о том, не вернуться ли мне назад к Форрестеру, но мне не хотелось иметь с этим говнюком ничего общего, по крайней мере сейчас. Я вспомнил, что в букмекерской конторе в торговом центре на задах есть сортир.
