— Очень медленно ступай ко мне, — сказал голубая кровь.
Джек остался на месте. Голубая кровь хотел Розу. Ему нельзя было доверять.
Звери двинулись вперед.
— Я не причиню тебе вреда, — пообещал мужчина. — Ты должен подойти поближе. Немедленно.
От него разносился легкий, пряный аромат гвоздики.
Голубая кровь был человеком. А вот звери нет.
Медленно, словно на глубине под водой, Джек сделал шаг назад.
Звери дружно шагнули вперед.
— Вот так, — сказал голубая кровь. Джек зацепился за этот голос и сделал еще один медленный шаг.
Звери придвинулись ближе.
Третий шаг.
Он увидел, как напряглись мускулы на их ногах, и понял, что они вот-вот бросятся в атаку.
— Беги! — рявкнул голубая кровь и бросился к нему.
Джек бросился бежать. Он летел по траве, как будто у него выросли крылья на ногах. Краем глаза он заметил, как темные фигуры повернули в его сторону. Они поймают его, обязательно поймают…
Рука схватила его за плечо и потянула вперед, мимо мужчины в траву. Джек перекатился и присел на корточки.
Левое чудовище подпрыгнуло в воздух. Голубая кровь полоснул его мечом, и две половинки темного тела упали в траву, подергиваясь. Лезвие снова сверкнуло, как лучик лунного света, и голова второго зверя полетела на лужайку.
Голубая кровь поднял руку и вонзил короткую белую вспышку в левое чудовище, сначала в одну его половину, потом в другую. Едкий дым поднялся вверх, царапая горло Джека. Ноги зверя перестали дрожать.
Мужчина всадил еще одну порцию белого в голову второго зверя, повернулся и наклонился. Джек почувствовал, что его подняли с земли, и вцепился в шею мужчины. Враг или друг, ему было все равно. Голубая кровь был теплым и человеком, и у него был большой меч.
— Ты хорошо справился, — сказал голубая кровь.
Джек вцепился в него еще крепче. Его тело сотрясалось и дрожало, как будто он замерзал.
Джорджи сбежал с крыльца и остановился у линии охранных камней, выглядя бледным, как мертвец.
Голубая кровь поднес Джека к линии и кивнул Джорджи.
— Передвинь камни.
Джорджи колебался всего минуту.
* * *
— ПЯТНИЦА, — пробормотала себе под нос Роза, шагая по дороге к дому. Завтра будет пятница, день получки. Она получит свои триста баксов и заправит чертов грузовик бензином. Кошачьи ушки или нет, но бензин она больше ни на что не променяет.
Весь день ее мучила тревога. Все началось в тот момент, когда она смотрела, как дети садятся в автобус, и продолжало нарастать, пока не превратилось в полномасштабный ужас. Дети были хорошо подготовлены, чтобы провести два часа дома одни. Они знали, как стрелять и из винтовки, и из арбалета, и были в полной безопасности за оберегами. Но беспокойство подстегнуло ее, и в миле от дома она взвалила на плечи свою сумку и побежала трусцой. Она свернула на узкую грунтовую дорожку и побежала мимо кустов во двор.
Три темных пятна усеяли траву, дымясь и распространяя в воздухе зловонную магию. Запах ударил ее, как удар в живот: густая гнилая вонь жирного жаркого, сожженного на костре и оставленного гнить. Роза с трудом подавила рвотный позыв и бросилась вверх по ступенькам в дом. Она распахнула дверь, пронеслась через гостиную и ворвалась на кухню.
Мальчики сидели за столом, наблюдая за голубокровным аристократом у плиты. В одной руке он держал сковородку, в другой — кухонное полотенце.
Роза едва заметила, как ее сумочка соскользнула с плеча и упала на пол, а пистолет издал глухой лязг.
Все четверо уставились друг на друга.
Голубая кровь перевернул блин резким взмахом сковороды.
— ВЫ впустили его?
Мальчики съежились.
— Внутрь? В дом?
Джорджи пригнулся, словно она бросила в него чем-то тяжелым.
— Я разберусь с вами позже. — Роза пристально посмотрела на голубую кровь. — А ты… уходи сейчас же.
Он положил блин на трехдюймовую стопку блинов, опустил ложку в сахарницу, посыпал блин сахаром и посмотрел на ее братьев.
— Первое правило хорошего тона, усвоенное мальчиком, когда он собирается вступить в общество, состоит в том, что вежливость должна быть присуща в отношении ко всем женщинам. Никакая провокация, какая бы несправедливая и грубая она ни была, не может оправдать мужчину, который обязан обращаться с женщиной не иначе, как с предельной вежливостью.