Когда Натан подошел ближе, Роланд заметил, что его длинная, тощая фигура сверху донизу закутана в кожаные одежды. Даже головной убор его состоял из каких-то кожаных полос, сшитых вместе. Его верхняя одежда, перехваченная поясом, походила на обыкновенный охотничий костюм; ей только недоставало одного украшения, которое обыкновенно надевает всякий охотник. Она была слишком широка для тщедушной фигуры кровавого Натана и так же ветха, как и кожаные панталоны, а кроме того, на ней было множество кровяных и других грязных пятен, что придавало ей крайне неопрятный вид. Наружность Натана на первый взгляд была крайне сурова и дика, и это впечатление особенно усиливалось благодаря длинному ружью, которое он носил через плечо, и ножу, торчавшему из-за пояса. Оружие Натана было также старо, служило, очевидно, давно и было неказисто; особенно приклад ружья был такой грубой работы, что можно было думать, не был ли он сделан Натаном собственноручно.
Такова была наружность человека, который, судя по внешнему виду, не напрасно носил прозвище «кровавого». Рассмотрев его поближе, капитан Форрестер пришел к тому заключению, что кличка «кровавый» была дана Натану скорее в шутку и иронически, чем по какой-либо другой причине. По лицу ему можно было дать лет сорок пять — пятьдесят; у него было множество морщин, длинный горбатый нос, выдававшийся подбородок, впалый рот с тонкими губами. Выражение его глаз заставляло предполагать, что Натан был человек необыкновенно кроткого, уступчивого и простого нрава. Походка его была неверна, крайне неопределенна и выражала такое отсутствие силы, что тотчас можно было решить, что этот человек скорее сам будет обижен, чем станет обидчиком. А то обстоятельство, что он на собственных плечах тащил довольно тяжелый сверток оленьих и других шкур, вместо того чтобы навьючить эту кладь на лошадь, заставляло сделать заключение, что весь его образ мыслей скорее склонялся к уступчивости, чем к жажде борьбы. Во всяком случае, внешний вид этого человека был совсем не таков, чтобы можно было принять его за сильного и кровожадного человека, хотя его прозвище заставляло ожидать этого. Сначала Роланд сам не знал, должен ли он сочувствовать ему или смеяться над ним, как сделало большинство окружающих. Взглянув же на Натана попристальнее, он отнесся к нему с участием, и насмешливая улыбка, блуждавшая на его губах, уступила место его обычной спокойной серьезности.
— Ну, Стакпол, что же? — спросил молодой Том Бруце, хлопнув по плечу Ральфа. — Согласны вы схватиться с Натаном?
— Непременно и так же верно, как то, что я аллигатор с большой Соленой реки! — воскликнул неистовый Ральф. — Пусть-ка он подойдет, этот кровавый человек! Я проглочу его живьем!
— Надеюсь, вы не позволите этому шуту, действительно, обидеть бедного человека? — спросил Роланд Форрестер полковника.
— Нет, нет, он ему ничего не сделает. Мы только немного позабавимся, вот и все.
— Да кто же, в сущности, этот кровавый Натан, и почему ему дали такое странное прозвище?
— Ради смеха и из пренебрежения, — сказал полковник, — поскольку он единственный человек во всем штате, который не желает сражаться. Он квакер из Пенсильвании и Бог его знает, зачем он переселился сюда в Кентукки. Некоторые утверждают, что он немного тронут, и это, может быть, и правда, так как он нигде не находит покоя, бродит, не переставая, по всей стране и то там, то тут охотится за дичью, чтобы добыть себе шкур. Многие называют его также странствующим Натаном. Он, по-видимому, не особенно боится индейцев, вероятно, потому, что всем известно, что индейцы не делают вреда Пенсильванским квакерам. Он часто приносит пользу, отыскивая следы индейцев там, где никто не ожидает их найти. Найдя следы, он приходит в крепость с этим известием и совсем не для того, чтобы разжечь вражду, а напротив, для того, чтобы предотвратить кровопролитие. Года три тому назад он пришел ко мне и, как вы думаете, что он сказал? Вместо того, чтобы сказать, как сказал бы всякий другой на его месте: «Друг полковник[4], на нижнем броде Соленой реки находятся двадцать индейцев, которых вы можете взять в плен», он совершенно серьезно провозгласил: «Друг полковник, послушай, не пускай своих людей к нижнему броду, потому что там скрываются индейцы, которые могут причинить им вред». Сказав это, он потихоньку скрылся, тогда как я, само собой разумеется, собрал отряд в 25 человек, напал на краснокожих, часть из них убил, часть же взял в плен. Странствующему Натану иногда попадало от нас! Мы все сердимся на него за то, что он не выказывает ни малейшей охоты к борьбе и никогда не хочет убить ни одного из этих разбойников. Я даже однажды, рассердившись на него, отобрал у него ружье. Но потом сжалился-таки над беднягой, узнав, что у него нет ни дичи, ни хлеба, ни оружия, чтобы убить хоть оленя в лесной чаще.
