— Студит, — крикнула царица, — принеси мне мой волшебный алмаз!
Почтительно изгибаясь, поднес ей один из ее приближенных демонов крупный, на граненое яблоко похожий бриллиант. Взяв его в руки, поймала им Марена-Зима один из лунных лучей и стала внимательно смотреть в сверкающую кристальную грань. И увидала башню в далеких заоблачных странах, над теплыми синими морями, расписной косящатый терем вечно юной красавицы Лето. В терему том царило теперь оживление… Молодые розоликие гостьи, каждая со звездой на челе, одетые в алые, шитые золотом сарафаны, с голубыми и синими лентами, вплетенными в русые косы, собрались поздравить родильницу и пожелать здоровья новорожденному солнечному богу. Одна за другой склонялись они к колыбели малютки и клали около принесенные с собою дары…
Досадой и гневом вспыхнули очи Зимы. На мгновение она вновь стала совсем молодой и прекрасной. Топнув ногой, поднялась ледяная богиня во весь рост и подозвала к себе главных демонов свиты своей: морозку по прозванию Ломоноса, Студита и Оттоку. Все трое отдали царице низкий поклон и молча выжидали приказаний.
— Слушайте, верные слуги. Опять там, — сказала Марева, указывая на восточную часть неба, — родился божич, который рано или поздно придет и прогонит нас с этого места, как ветер тучи, на самый край света. Позаботьтесь, чтобы возможно дольше мешать ему в этом. Крепче скуйте ручьи и речки по лесам и оврагам. Скажите полночным ветрам, чтобы они не пускали сюда прилетать полуденных братьев своих и боролись с ними изо всех сил. Не то скоро нам всем придется покинуть эти края.
И поспешили исполнить этот приказ верные послушные слуги.
Тесто Горпины было в свое время найдено и похоронено, но душа ее продолжала оставаться русалкой. И лишь зимою, когда она вместе с подругами, цепенея от холода, спала на илистом дне скованной льдами Ярыни, ей снилось порою, что она лежит в дощатом гробу, где темно и скучно…
А на земле в это время трещали от лютой злобы Мороза одетые в иней деревья. Падали мертвыми с них убитые дыханьем его воробьи и вороны. В вое проносившегося над селом холодного ветра опытному уху явственно были слышны стоны реявших над избами душ умерших людей. По случаю рождения нового божича солнца души эти выпущены были с того света на трое суток — повидаться с родными.
И теперь они, греясь в дрожащих над трубами струях теплого воздуха, просились в хаты, царапались в окна, старались проникнуть в двери вместе с входящими или выжидали, когда можно будет влететь через печь.
Внутренность жилых помещений носила праздничный отпечаток. На хохлацком конце села земляные полы посыпаны были желтым песочком, поверх которого набросан был очерет. Тщательно вымыты были вместе со столами и скамейками деревянные полы кацапского конца. Каждый стол накрыт был чистой скатертью, из-под которой торчали сено и разного рода колосья. На скатерти расставлены различные обильные яства. Когда люди сели ужинать, старшие ели не обычным порядком. Иную ложку, особливо с кутьей, не в рот, а через плечо опоражнивали. Предназначались они для душ умерших родных, так как В эту ночь живые и мертвые родственники должны были, не боясь друг друга, вместе праздновать рождение нового бога…
А для тех из близких теней, которые не успевали поймать в воздухе кидаемых им крох или куска, горшки и плошки с оставленными в них ложками не убирались со стола до утра.
Целых три дня не метут хозяйки своих изб и хат в это время, чтобы не потревожить случайно притаившегося где-нибудь в уголку, глазам не заметного предка.
Вылетев вместе с белым паром из полыньи, туманной тенью помчалась Горпина к Зарецкому. Вместе с другими знакомыми ей и незнакомыми, витавшими в воздухе призраками, прилетела она к своей, словно вчера покинутой хате. И мило, и вместе с тем чуждо казалось ей покинутое и на краткий срок вновь возвращенное родное жилище. Она даже не попыталась проявить себя как-нибудь сестрам и матери. "Опять будут бояться меня и не спать по ночам", — думала бедняжка. И, грустно сжавшись в комочек, сидела почти все время под потолком, на верхнем уступе печки.
