Раф зажмурился, зримо сотрясаясь от войны противоречий. Элла не торопила, дождалась, пока его глаза не раскрылись: теперь они не были свинцово-матовыми — сумрак отступил, — сверкали как серебро. Раф обхватил ладонями ее лицо, обводя большим пальцем, таким шершавым, припухлость ее нижней губы.
— Я не такой. Мне не все равно, если над близким человеком нависла угроза.
— Ты — не угроза.
— Святая простота! — Раф скривился. — Твою доверчивость, amada, да увековечить.
— Все оттого, что я доверяю тебе? — Элла покивала головой, взгляд стал серьезный. — Ты — мой муж. И, знай, я доверю тебе даже жизнь.
Выдох со свистом вырвался из его легких.
— Святые небеса, станьте ей заступниками!
— Зачем мне небеса, когда у меня есть ты?
— Ты хоть представляешь, что я замышляю? — Нежность, с которой Раф обнял и прижался щекой к виску Эллы, сказала ей во сто крат больше, чем он мог подумать.
— А что ты замышляешь?
— Я замышляю, — шепот под самым ее ухом бередил чувствительную кожу, — свести тебя с ума, пока один за другим не сниму каждый лоскуток твоей одежды…
— Как не стыдно?.. — Улыбка блуждала на ее губах.
— …а потом отнести тебя в постель и не отпускать, пока луна и звезды не погаснут на небе.
— Ясно, зачем ты призывал небеса мне в заступники, — прошептала Элла. — Меня ждет участь пострашнее смерти. — Ее пальцы скользнули в черную гущу его волос — искушение, которое не давало ей покоя с того самого мига, как он возник перед ней, — и она прижалась губами к выемке под шеей, наслаждаясь вкусом его кожи.
— Ах, amada, — Раф слегка откинулся, облегчая ей доступ, — за все это я заплачу кровью.
— С чего такая непомерная цена? — прерывисто спросила она. — Я тоже этого хочу.
— Ты уверена?
— Как никогда.
Раф сдался. Потянул за бретель платья в греческом стиле. Лиф свернулся на талии. Страх на мгновение сковал Эллу — и она жарко задышала: перед ней Раф — ее мужчина.
— Dies! До тебя страшно дотронуться. Мое долготерпение… оно иссякает, amada, почти иссякло.
— Пусть. Я все равно доверяю тебе.
— Ты ведешь себя опрометчиво, — эхом отозвался Раф.
— Похоже, сегодня я только и делаю, что веду себя опрометчиво… — Элла высвободилась из его рук и в подкрепление своих слов стала распускать боковую молнию на платье.
— Только и делаешь. — Он проводил взглядом ее движение.
— …начиная с опрометчивого решения выйти за тебя замуж… — Ревнивец шелк никак не желал покидать изгибы ее тела.
Рука Рафа потянулась помочь.
— Очень опрометчивое решение, — угрюмо вторил он.
— …и заканчивая… — Смирившись с неизбежным, потоками расплавленного золота туника упала на пол.
— Заканчивая?! О, нет, mi alma, это не конец, это всего лишь начало. — Раф не выдержал дразнящей игры с ее платьем.
Он сдавленно задышал, когда увидел то, что так мечтал увидеть.
— Тогда… — в знак абсолютного доверия Элла опустила руки вдоль тела, — дело за тобой.
— Твое первое неопрометчивое решение. — Дрожащие пальцы остановились в сантиметре от ее груди. Тихое проклятье — и они сжались в кулак. — Рядом с тобой я как сопливый школьник. Благодарение Богу, я не знал, как мало на тебе надето.
— Что тогда?
— Тогда мы так и не ушли бы с той поляны. — Раф посмотрел ей прямо в глаза.
— Не знаю, возражала бы я.
— Тебя бы никто не спросил, — отчеканил он. — Я всегда гордился своей способностью держать себя в руках, но видеть тебя такой и не дотронуться… — Он покачал головой. Кулак разжался. Пальцы уже не дрожали. В глазах полыхали серебристые молнии желания. Как только он коснулся ее, об отступлении больше не могло быть и речи.
Пришел черед Эллы задрожать — мысли спутались и закружились листьями в осеннюю бурю. От его бархатных поглаживаний она не сдержала удивленного вскрика.
— Не спеши. — пробормотал Раф. — Не торопись. Все будет так медленно, как ты захочешь. Как тебе нравится, скажи мне, esposa!
Esposa. Жена. Элла знала это красивейшее из слов.
— Поцелуй меня, — руки сами обвились вокруг его шеи, — поцелуй, и мне уже будет хорошо.
— Всего лишь поцеловать? — Выпустив темные кудри из искусного узла, Раф глубже зарылся в них. Как прохладные ночные ручейки, шелковистые нити скользили между его пальцев, обвиваясь вокруг ее молочных плеч. — Неужто это все, что ты хочешь от меня?
