— Роскошный номер. — Элла из-под длинных ресниц взглянула на Рафа, в который раз задаваясь вопросом, что с ним: может, засомневался в разумности их брака? С тех пор как они приехали в «Гранд-Отель», от него было не добиться и слова.
Весь во власти терзающих демонов, Раф просто не слышал ее. То и дело оттягивая рукой узкий воротник, шагал взад-вперед по гостиной.
Наконец он остановился у высокого, от пола до потолка, окна. Элла подошла и встала рядом. В свете полной луны черты лица Рафа казались особенно резкими и холодными.
— Раф, в чем дело?
— Удивляюсь твоему отцу, — сказал он, отсутствующим взглядом обводя пейзаж.
Элле стало легче: дело не в свадьбе, а в словах отца.
— Вы так бурно разговаривали перед обручением.
— Я был уверен, он остановит церемонию. Неприятный холодок побежал по позвоночнику Эллы.
— Почему?..
Раф резко обернулся и скрестил руки на груди, отчего в расстегнутом вороте рубашки стал виден тонкий шрам, проходивший через левую ключицу. Пять лет назад его не было.
— Он должен был остановить церемонию, чтобы защитить тебя.
— Защитить? — Элла удивленно замигала. — От чего?
— От кого. — Раф передернул плечами, глаза мрачно сверкнули. — От того, за кого ты вышла замуж.
— Ты не обидишь меня — отцу это прекрасно известно. — Элла не могла отвести взгляд от шрама и хмурилась. — Ты не женился бы, если б хотел меня обидеть, — уверенно сказала она.
— Я женился, потому что хочу тебя. — Раф схватил Эллу за плечи. — Я женился потому, что только так могу затащить тебя в постель и удерживать до тех пор, пока мы не насытимся друг другом.
— Насытимся? — Брови Эллы взметнулись вверх. — По-твоему, заниматься любовью — это как утолить жажду или…
— …или голод, — отрезал Раф.
— Не знаю, как ты, а я, насытившись, через некоторое время опять хочу есть.
— Не дразни меня, — проскрежетал он. — Думаешь, я не знаю, как желать женщину, заниматься с ней любовью и, получив удовольствие, даже не взглянуть ей вслед?
— Трудно сказать. — Элла изучающе склонила голову. — Роман мог быть неудачным, потому что вы не подходили друг другу. Но просто попользоваться и бросить, даже не убедившись, что ей было хорошо, — это не ты.
— Все делаешь из меня святошу? — Акцент стал заметнее. — Тебе же будет тяжелее смириться с правдой.
— С какой правдой? Что стоит нам заняться любовью — и все? Все кончено? — Элла рассмеялась. — Неужели наши чувства так мелки?
— Si! No hay duda[8].
— Видно, папа раскусил тебя? Поэтому и должен был прервать свадьбу?
Раф отвернулся и забарабанил кулаком по окну — стекло заходило ходуном.
— Знать, что за женишок, и преспокойненько стоять рядом? Как можно?!
— Он любит меня и желает только добра, — веско сказала Элла.
— Вздор! — Мускул задергался на его щеке. — Если любит, то отчего не уволок тебя прочь, не спрятал так, чтоб мне вовек не сыскать?
— Но зачем?
— Затем, что я обижу тебя. — Рука пробороздила волосы. — Пойми, он должен быть начеку, должен оберегать тебя от малейшей боли. В этом его обязанность, его долг! Как он посмел не исполнить его?!
— Послушай, я — взрослая женщина…
— Я заметил. — Его глаза странно блеснули.
— …и у меня своя голова на плечах. Папа считается с этим. Разумеется, я не застрахована от ошибок, но на ошибках учатся.
Раф скривился.
— Твоя дочь не видит, что на нее несется махина грузовик; как здорово стоять в сторонке и мудрствовать: врежется — будет наука: впредь смотри в оба! От дочурки костей не соберешь? Что поделать: на ошибках учатся.
— Грузовик — это ты? Впечатляющее сравнение, — промурлыкала Элла и, не давая себя перебить, продолжила: — А если серьезно: я знаю, в трудную минуту мой папа всегда будет рядом. Но оборачивать меня в ватный кокон — не дай Бог, порежусь, — трястись надо мной изо дня в день — это бессмысленно. Он просто рядом, вот и все.
