– Вы столь осведомлены? Как это неприятно.
– Ибо уже известно, что вы этого никогда не сделаете по двум причинам: и потому, что вложили в её воспитание свою душу и сердце, и потому, что с вашей дочерью в последние несколько лет стали твориться какие-то невероятные вещи. Все, что она делала, было как бы во вред и самой себе, и своим детям, и вам, конечно же.
– И это правда, как это ни горько признать. Она очень изменилась за последние пять лет. Впечатление такое, что её поведением кто-то управляет извне. Она никогда раньше не была злой, жадной, нескромной. Потом этот неудачный брак с больным человеком… Только после рождения сына мы узнали от свекра…
– Что муж дочери – параноик, страдающий навязчивой идеей ненависти к женщинам? Только когда умерла его мать, отец рассказал всю правду о том, что происходило у них дома, за плотно закрытыми дверями?
– Боже мой, это-то откуда вам известно… Скажите мне всю правду!
– Всей правды не знает никто. Оно, может, и к лучшему. И не смотрите на меня так удивленно. Слушайте же вот это. Вы должны это знать. Для меня это важно.
Он включил прослушивание.
– Что это?
– Это видеозапись разговора с лучшей подругой вашей дочери. На экране появилась женщина с маскировочной мозаикой на лице.
Однако голос легко узнавался.
«…После этого она стала ещё и боязливой. Стала бояться людей, общества, ведь никто не мог оказать помощи, никто! Милиция всегда верила ему, её мужу, в суде не брали заявление, зачем вам его ещё больше озлоблять? А соседи… Посочувствовать они, конечно, могли, но не более. А после истории с расселением она стала ещё и неадекватной, как теперь говорят. Вот сейчас делает всё, чтобы не дать дочке заниматься музыкой. Глупость жуткая, но разубедить её никак не получается. Якобы у девочки не остается времени на уборку квартиры.
– А вы говорили вашей подруге о том, что восьмилетний ребенок не должен заниматься уборкой целой квартиры. Он может поливать цветы, вытирать пыль, складывать вещи и прочее, но уборка большой квартиры, где живут четыре человека плюс огромная собака, это дело взрослого человека.
– Говорила, бесполезно. Мне кажется, это просто предлог, зацепка… У меня сложилось впечатление, что эта страсть к уборке, ставшая навязчивой идеей, есть проявление какого – то скрытого, внутреннего состояния.
– И здесь вы не ошиблись. Зачастую таким способом человек действительно пытается компенсировать внутреннее напряжение, агрессию, зреющий разрушительный импульс.
– Но откуда это в ней? Что за агрессия?
– А дело в том, что на ее рабочем объекте дела идут таким образом, что она может в любой момент оказаться втянутой прямиком в чистый криминал».
– Что такое? – женщина испуганно привстала на стуле. – Кто записал это интервью?
– Неважно. Это совершенно неважно. Важна суть этого разговора.
– Вот именно. В противоправную деятельность! Вы понимаете, что это чистый компромат на мою дочь!
Но хозяин кабинета только махнул рукой – откровенный жест досады.
– Итак, ее последний объект – музыкальная школа, которой руководит энергичная новоиспеченная гражданка России по имени Гули. И вот этой неуемной энтузиастке вдруг захотелось ни много, ни мало, как снести здания, в которых расположена школа, уж больно много с ними возни – реставрация, бережное отношение к памятнику истории и культуры… Возможно, за ней стоят иные персонажи, а школа – это всего лишь первый шаг на пути реализации большой идеи захвата лакомого куска золотой земли в самом сердце Москвы. Всё может быть. Идея больших денег порой делает самых приличных людей неадекватными. И тогда чью-то светлую голову вдруг посещает великая идея. А вот если взять всю эту историческую рухлядь и снести! И построить на их месте современную комфортную коробку из стекла и бетона. В самом центре Москвы! Не правда ли, очень заманчивый проект? А что в этом здании будет потом – и найдется ли в нем место музыкальной школе? Это вопрос, как мы понимаем, чисто риторический.
– На месте культурно-исторического памятника в самом центре архитектурного заповедника? Да быть того не может!
