Кризисный штаб пытался разработать какой-то план.
Для начала Манфред Шрайбер рекомендовал предложить палестинцам любую сумму денег в обмен на заложников. Но когда в Бонне канцлер Вилли Брандт собрал кабинет министров обсудить ситуацию, стало известно, что террористы отказались от выкупа.
— Деньги для нас ни имеют никакой ценности, — сказал Исса, — наши жизни тоже не имеют никакой ценности.
Исса повторил, что его интересует только освобождение из тюрем товарищей по совместной борьбе.
В его списке значились и японец Кодзо Окамото, и две арабские женщины, арестованные после неудачной попытки захвата самолета «Сабены». За исключением этих троих имен список был идентичен с тем, что предъявили тс, кто захватил самолет «Сабены». Вывод напрашивался такой: за этими терактами стоят одни и те же люди. Но в немецкой полиции некому было заняться этим анализом.
Немцы пытались затянуть переговоры, с озабоченным видом жаловались палестинцам, что прервалась телефонная связь с Иерусалимом, что Голда Меир не может собрать всех членов израильского кабинета министров, что израильским и западногерманским чиновникам не удается найти всех заключенных, указанных в списке.
В 8.45, за пятнадцать минут до назначенного террористами срока, никакого решения не было принято. Исса время от времени выходил из дома № 31, чтобы переговорить с немецкими чиновниками.
Бургомистр Олимпийской деревни Вальтер Трёгер напрямую спросил Иссу:
— Послушайте, ну зачем вы упорствуете? Бросьте все это! Отпустите заложников и уезжайте.
— Мы все равно уже трупы, — неожиданно ответил ему Исса. — Если не вы убьете нас здесь, так убьют потом другие, если мы вернемся без заложников.
Исса словно пытался объяснить немцам, что, если террористы сдадутся, другие палестинцы найдут их и убьют за «трусость». Исса как бы извинился перед Трёгером:
— Немцы подготовили прекрасные Олимпийские игры, но мы, палестинцы, должны использовать этот повод, чтобы заставить весь мир задуматься над нашим делом.
Аннализа Грэе, устанавливая контакт с Иссой, старалась его разговорить. Он охотно рассказывал немке, как работал в Олимпийской деревне в молочном баре, а перед этим семь лет провел во Франции.
Она осторожно повторяла, что терроризм — не способ достичь своей цели. Исса отвечал, что переговоры о судьбе Ближнего Востока можно вести бесконечно, а его два брата сидят в израильских тюрьмах, и он готов убить кого угодно, лишь бы вернуть им свободу.
Аннализа попросила его не размахивать гранатой у нее под носом. Исса рассмеялся:
— Вам нечего меня опасаться.
Но и ее попытки убедить его бросить эту затею успехом не увенчались.
Стрелки часов подбирались к десяти утра. В Бонне царила паника. Немцы не знали, как быть в ситуации, когда ни израильтян, ни палестинцев не удалось уговорить пойти на компромисс. Баварский министр внутренних дел Бруно Мерк сразу сказал канцлеру Вилли Брандту, прибывшему в Мюнхен:
— Израиль ни при каких условиях не поддастся шантажу со стороны террористов.
Он оказался прав.
ИЕРУСАЛИМ, 5 СЕНТЯБРЯ 1972 ГОДА, УТРО
В Иерусалиме премьер-министр Голда Меир отказалась исполнять требования террористов:
— Если мы один раз это сделаем, ни один израильтянин в мире не будет чувствовать себя в безопасности.
Голда Меир, родившаяся в России и выросшая в Америке, предпочитала высказываться прямо и откровенно. Она обладала редким даром видеть мир в черно-белом свете, без всяких там полутонов, которые только мешают принимать быстрые и решительные меры.
«Ее словно высеченное из камня лицо, — писал бывший государственный секретарь Соединенных Штатов Генри Киссинджер, — свидетельствовало о судьбе народа, которому довелось слишком хорошо познать потециальные возможности бесчеловечности. Ее настороженный взгляд ясно говорил о том, что она не допускает и мысли, что те, кем она руководит, без борьбы согласятся на ту же судьбу.
Саркастическое временами выражение ее лица никогда не скрывало печали, ибо она воспринимала гибель каждого израильского солдата как потерю члена собственной семьи».
Голда Меир говорила, что ее много раз заставляли «прийти к соглашению с убийцами, как это сделали другие государства, и позволить фанатикам-самоубийцам шантажировать нас и поставить нас на колени».
