Через сорок минут Комов примчался в Прыгуновскую квартиру.
— Скорее! Срочно! Они всё украли! Их надо догнать! — закричал Леонид Антонович, едва открыв дверь.
— Кого? Что украли? — спросил Комов, с удивлением озираясь.
Вся мебель, сдвинуть которую Прыгунову оказалось под силу, была сдвинута; оторванные плинтуса валялись там и тут как попало. Хозяин, изнемогая от потрясения, сбивчиво рассказал о нападении и снова призвал к действию.
— Что же я могу сделать? — во второй раз удивился Комов.
— Где же ваши милиционеры? Разберите стены! Разломайте вентиляцию! Они еще там! У них там гнездо! Разломайте дом к чертовой матери!..
— Я вам сочувствую, — сказал Комов. — Но милиция таких прерогатив не имеет. Окно разбить, дверь высадить можем. Но целый дом разворотить… Потерпите, сейчас подъедет криминалист…
Он увидел торчащий среди цветов в пузатой вазе странный предмет и, не удержавшись, взял его в руки.
— Дайте мне эту сволочь! Я ее растопчу! — завыл Прыгунов.
— А вот это зря, — сказал Комов, уворачиваясь от него. — Орудие преступления всё-таки.
Он задумчиво повертел забавный агрегат, рассматривая его со всех сторон. Нажал пальцем на педаль, сделанную из канцелярской кнопки, и услышал, как засипели выдохшиеся баллончики; пошевелил штурвал со скарабеем. После этого Алексей Комов сильно помрачнел.
— Дело-то серьезное, — сказал он то ли себе, то ли причитающему Прыгунову. — Вы понимаете, что существует большая опасность? Понимаете, чем всё это грозит?
— Как же не понимать, когда я на своей шкуре испытал? — нервно отозвался Прыгунов со слезами в голосе. — Откуда взялись эти твари?
— Тут дело посерьезней, чем ваши доллары, вы конечно извините. Понимаете? Теперь у них не только мозги, но и деньги.
— Не понимаю, но догадываюсь.
Алексей Комов в третий раз ехал по 29-му маршруту. Странное упорство двигало им. Насмешливый голос ведьмы из-за захлопнувшейся двери: "Сы-ищик!" был, я догадываюсь, виной этому упрямству. Надо было доказать — в первую очередь себе самому (а ведь это труднее всего) — способность самостоятельно решить эту головоломку.
Сначала Комов привычно вслушивался в реплики и беседы пассажиров, заглушаемые урчанием электрических механизмов. Затем на фразе: "Мне даже врач сказала: Сама не могу понять, почему ниже пояса помогают лопухи, а выше пояса — капустные листья…" он не заметил, как тихо сполз в тоскливый омут транспортной дремоты.
Очнулся он от толчка в плечо, и голос над самым ухом дружелюбно, но твердо сказал:
— Слышь-ка, просим пересесть. Это князя место.
Комов открыл глаза, успев удивиться тому, какие странные вещи иной раз услышишь во сне. Но сон тут же слился с явью в лице человека, имеющего на голове измусоленную до нестерпимого отвращения желтую кепку, а ниже демократично одетого в майку, пиджак и забывшие о своем происхождении джинсы. Кроме того, издалека чувствовалось, что этому человеку смело можно было дать премию за экономию воды.
Рядом стояли еще двое, столь же цинично грязные.
— Какого же князя место я занял? — поинтересовался Комов.
— Нашего. Пересядь, мил-человек.
Комов уступил не столько давлению незнакомцев, сколько собственному инстинкту брезгливости и сел подальше от источаемых троицей миазмов, с любопытством ожидая: кто же из них окажется князем?
Князем не оказался никто. Весь бомжатник продолжал топтаться возле освободившегося сиденья вроде почетного караула.
— Где же князь-то? — не выдержав, спросил Комов на весь троллейбус.
— Не замедлит, — важно ответил замусоленная кепка.
Князь не замедлил. Как только троллейбусные двери в очередной раз открылись, в салон стремительно поднялся тучный человек в живописных лохмотьях, с холеной бородой процветающего промышленника. Следом влезли несколько человек челяди.
— Дорогу! — неприятными голосами провозгласили ханурики, которые согнали Комова. — Дорогу князю Икарии!
У следователя от неожиданности на миг прервалось дыхание. Но спустя мгновение его душа запылала торжеством. Все-таки он добился! Высидел разгадку, загаданную ведьмой!
Князь Икарии между тем расположился на двухместном троллейбусном сидении, полностью заняв его своим телом. Его подданные почтительно стояли рядом. Добыв из загадочных недр своего одеяния сигарный окурок, князь сказал красивым глубоким голосом:
