Комов нажал на кнопку и почувствовал, как звонок (свободно висящий, как оказалось, на проводе) ерзает, ускользая из-под пальца.
"Фундаментальная наука! Очень узкие специалисты, черт побери! Звонок приделать не могут!"
Крякнула паркетная доска, потом за дверью появилось тихое дыхание. Кто-то разглядывал следователя в глазок. Комов снова нажал на кнопку. На сей раз ладонью. После чего не очень приятный женский голос спросил:
– Кто там?
– Можно Ивана Алексеевича Петросорокина?
– Его нет.
Тишина.
Подождав, Комов позвонил в очередной раз и подольше. Потом забарабанил в дермантин.
По рассохшемуся дереву снова заскрипели шаги, тот же голос сварливо сообщил:
– Я уже позвонила в милицию!
– Во-первых, телефон у вас не работает, отключен за неуплату. А во-вторых, я сам милиция.
С той стороны некоторое время раздумывали: может ли такое быть?
– Да вы откройте, не бойтесь. Я вам удостоверение покажу.
Дверь приотворилась. Из-за нее на Комова смотрело перечеркнутое цепочкой типичное для такого жилища женское лицо постбальзаковского возраста.
– Вы его в тюрьму хотите посадить?
– Кого?
– Ивана.
– Нет, он нам нужен, чтобы кое-что выяснить.
– Может я знаю?-спросила она, оживившись от любопытства.
– К сожалению, вряд ли. Дело касается его работы. Его опытов.
– Э! Когда это было!
– Неважно. Нам всё равно нужно его повидать.
Голос у нее снова стал стервозным:
– Он тут не живет.
– Как не живет? Он же прописан.
– Не живет. Давно!
– А где живет?
Она поколебалась, потом отчего-то усмехнулась.
– В Икарии.
– Это что за место? За границей?
– Что же ты за сыщик, если не знаешь! Это ты мне должен объяснить, где это.
– Придется всё же вам объяснить мне,-сказал Комов, не давая себе воли тоже перейти на "ты" в подражание этой плебейке.
– Да говорю: не знаю!-в ее голосе неожиданно послышались слезы.
– А как найти эту… Икарию?
– Как, как! Не знаешь, что ли! На 29 красном маршруте. Сыщик!
Захлопнула дверь и на звонки больше не откликалась.
Из ближайшего автомата Алексей позвонил Марату.
– Слушай, посмотри, где ходит 29-й красный маршрут.
– Троллейбус – между улицей Милашенкова и Савеловским вокзалом.
– Смотри-ка! Как раз рядом. А автобус?
– А автобуса и трамвая такого нет.
Комов отыскал остановку, сел на 29-й маршрут и доехал на нем до ближайшего метро. Ничего особенного. Маршрут как маршрут. Когда Комов попросил не толкаться, ему, как везде, миролюбиво ответили: "Ничего, не подохнешь". Наобум он спросил у монументальной женщины с сумками, как доехать до Икарии. Монументальная женщина презрительно пожала плечами и отвернулась. Все-таки надо найти время и выяснить, почему баба стервозная… то есть, жена гражданина Петросорокина, указала на этот троллейбус. Так решил Комов. А он, скажу я вам, относился к тем упрямым людям, которые в "Макдональдсе" способны требовать квадратный гамбургер.
6.
Комов опасался, что новая подружка объявится в чем-нибудь иностранно-зарубежном цвета крыла попугая, то есть в шмотках, которые будут достойны посещения разве что "Савоя". Как говорится, прикид обязывает. Поэтому он тревожным взором выследил Лизу в толпе еще издали. От сердца сразу отлегло. У девушки хватило ума нарядиться проще, чем она расхаживала в своем частнокоммерческом заведении. Нечасто, надо вам сказать, о современных девушках можно вот так заметить: "У нее хватило ума".
Когда Лиза подошла ближе, Комов заметил, что рядом с ней вьется какой-то прилипчивый малец. "Ничего, как подойдет, отошью".
– Вот и я,-с бодрым смущением сказала девушка.
Малец остановился рядом и разглядывал Комова почти нагло. Он был в длинной мешковатой кенгурушке. Короче, видон еще тот. В довершение ко всему он держал подмышкой в меру грязную доску на колесах.
– Н-ну…-начал было Алексей, обращаясь к нему, но Лиза очень быстро успела добавить:
– Познакомьтесь, это Миша.
Миша сделал довольно противное лицо, на котором легко читалось: "Миша я, ну и что дальше?"
– Вы извините, Алексей,-сказала Лиза.-Его не с кем оставить, а одного надолго не рискую. Он у меня очень… живой.
При этих словах живой Миша заметно развеселился.
"Может это ее брат?"-в смятении подумал Комов, но Миша тут же рассеял сомнения, сказав грубым голосом закоренелого двоечника:
