— Мама, я должна тебе кое-что сказать.
— Что такое, дорогая? Когда я могу увидеть нашу малышку?
— Мама, хоть раз в жизни, пожалуйста, выслушай меня! Ее мозг развивался неправильно. Очевидно, это очень редкий случай. Никто не знает, почему это произошло. Ни на одном из сеансов УЗИ они не заметили никаких отклонений. Она будет физически и умственно ущербной.
На какое-то мгновение лицо ее вытягивается. Но затем на нем появляется так хорошо знакомая мне неумолимая маска человека, отметающего любые плохие новости.
— Эти доктора, дорогая, все всегда преувеличивают, — говорит она. — Я уверена, что вскоре они выяснят, что это была какая-то нелепая ошибка.
Ну почему меня так злит эта ее «Шанель», эта сумочка из «Харродз», ее удобная жизнь, в которой нет никаких проблем?
— Нет никакой ошибки. Они провели уже кучу всяких тестов. — Голос мой звучит жестче, чем я рассчитывала.
А затем вдруг происходит неслыханное: моя железная, несгибаемая мама начинает рыдать. Я уже привыкла к тому, что она использует свои слезы в качестве оружия, но никогда еще — даже тогда, когда умер мой отец, — я не видела, чтобы она так искренне и безудержно давала волю своему горю. Почему-то вид такой ее глубокой печали шокирует меня больше, чем все остальное до сих пор, как будто это главное внешнее доказательство того, что на нас действительно обрушилась беда. Я пытаюсь обнять ее, но она отталкивает меня, злясь, что я считаю ее уязвимой.
У меня проскакивает мысль, что Тобиас, возможно, прав. Этот макияж, «Шанель № 19», меховая шапка, горжетка — все это может быть вовсе не для больницы и даже не для меня, а для ее внучки. И кто его знает, возможно, все эти ее разговоры о кормушке для птиц могут попросту быть голыми нервами, поскольку, раз ее отношения со мной безвозвратно испорчены, теперь у нее появился шанс начать все по новой с Фрейей.
— Я отведу тебя посмотреть на нее, — мягко говорю я.
Мама шмыгает носом:
— Да, хорошо. Я не возражаю пойти посмотреть на нее, конечно же нет. — Она вытирает слезы с глаз и поспешно сует плюшевого мишку обратно в свою дорогую сумочку.
***
Фрейя закрывает лицо скрученными, как побеги папоротника, кулачками и издает очаровательные скрипучие возгласы протеста, когда я беру ее на руки. Так и не проснувшись, она утыкается в мое плечо.
— Вот, возьми ее.
Она прилипла ко мне, как мягкий пушистый мох. Моя мама зачарованно смотрит в какую-то точку у меня над плечом. Я не могу сказать, избегает она смотреть на ребенка или просто не знает, куда и как смотреть.
— Я хотела бы, чтобы ты побыла со мной, когда я в первый раз буду купать Фрейю, — говорю я.
— Ладно-ладно, — отвечает моя мама, бросая быстрый, почти голодный взгляд на свою внучку и тут же отводя глаза в сторону. — Это очень современная больница. Все по последнему слову.
Купание в нашем отделении, как оказалось, включает в себя сложный медицинский ритуал, полный своих правил. Помощница медсестры должна принести вам ванночку. Она также дает два ведерка: желтое для использованной воды и белое для чистой. Нам позволяют самим наполнить ванночку. Моя мама стоит неподвижно и смотрит, как я все это делаю.
— Я никогда раньше не купала деток, — признаюсь я. — Не могла бы ты показать мне, как это делается?
Моя мама начинает бесконечно медленно двигаться в сторону Фрейи. Как раз, когда она доходит до нее, появляется нянечка.
— Не так, мамочка, — говорит она мне, не обращая внимания на мою мать. — Вот как мы купаем деток.
Я могла бы догадаться, что в Национальной системе здравоохранения Великобритании этому учат тоже. Но сейчас я только восторженно наблюдаю. Совершенно очевидно, что Фрейю это заинтересовало и ей нравятся новые ощущения. Она вытягивает свои лягушачьи ножки, шею и совершенно успокаивается. Я плещу на нее теплой водой, и она в ответ несколько раз дрыгает ножками.
— Этого пока достаточно, мамочка, нельзя оставлять ребенка в остывшей воде, — говорит нянечка.
Я заворачиваю дочь в полотенце и спрашиваю у мамы, не хочет ли она подержать ее.
— Да. Я не возражаю против того, чтобы подержать ее, — говорит моя мама, а затем проникновенным голосом добавляет: — Даже несмотря на то, что она такая, какая она есть.
