— Понял.
— Будьте осторожны, два "Мустанга" замечены к западу от города.
"Да и хрен с ними!", — почему-то подумал я.
Мы еще полчаса барражировали над Санта-Кларой, ожидая приказа разбомбить какое-нибудь укрепление каскитос, но потом получили приказ улетать.
— Пока, Лопес, — я осторожно покачал на прощанье крыльями и повернул на восток, к Майяри-Аррибе. Баки с напалмом все еще оттягивали крылья Диаза.
— Хитрец-один, это я… — раздался в моих наушниках неуверенный голос ведомого. — А с этой хренью вообще приземляться можно?
— Можно, — ответил я, а про себя подумал: "Но лучше не надо".
— Ладно… попробую… — сказал Адольфо.
— Оставляю это на твое усмотрение, — сказал я. — Сбросишь — никто не скажет ни слова. Только смотри, на пустырь там или в водоем какой, не в город…
Я крутил головой, стараясь не прохлопать приближение противника — сообщение о барражировавших над городом самолетах Батисты мне изрядно попортило настроение. Но их не было видно. То ли улетели, то ли не заметили нас (а мы их). Ну и ладно…
…Баки Адольфо не сбросил. И не струсил — сел-таки с этой смертью под крыльями. И я сел. А что нам еще оставалось?
Когда я заглушил мотор и вылез из самолета, ко мне подошел Геррера. Он уже слышал, что я, несмотря на приказ не стрелять, залил казармы напалмом.
— Я понимаю, слишком поздно дали отбой, — сказал он. Я кивнул.
— Именно так.
— Но в следующий раз все-таки постарайся не делать так.
Я снова кивнул. Мне было все равно, сколько и кого я там убил. Хосе был отомщен, остальное значения не имело.
…Ночью мне опять приснился тот вечер, когда Хосе последний раз играл нам на гитаре. Только в этот раз разговор был другим.
— Я отомстил за тебя, — сказал я.
— Я знаю. Даже под землей было жарко, — он закинул гитару за спину, словно винтовку, и улыбнулся. Она у него всегда была с перевязью, чтобы удобней было играть, не держа инструмент на весу.
— Куда ты теперь? — спросил я.
— Как куда? Дальше… туда, где еще не слышали моей гитары… — и, повернувшись, навсегда исчез в темноте. Я попытался пойти за ним, но опять увяз в густой мгле, как тогда… и проснулся.
И больше он никогда мне не снился.
Мой друг-психиатр, которого я встретил чуть погодя, сказал, что меня просто перестал мучить комплекс вины, и все. Я и в самом деле вспоминал теперь о Хосе не с болью, а лишь с теплой радостью на душе, так что, может, он был прав.
А утром война закончилась.
…За кулисами остались все те интриги, которыми было окутано ее окончание. Газеты всего мира сообщили, что 1 января 1959 года президент Батиста бежал в Доминикану на самолете, а страна перешла под контроль Фиделя Кастро.
На деле все было не совсем так. Фидель к этому времени вел переговоры с генералом Кантильо, командиром расквартированного в Сантьяго полка, о переходе правительственных войск на сторону повстанцев и захвате в плен Батисты. Был разработан соответствующий план, согласно которому гарнизон Сантьяго должен был поднять восстание против Батисты, которое поддержали бы и горожане, и другие войска. Однако хитрожопый генерал, как оказалось, играл в двойную игру. Батиста собирался передать власть военной хунте, в которой этот генерал занял бы не последнее место, а сам рассчитывал покинуть страну. Что он и сделал 1 января 1959 года, передав свои полномочия судье Верховного суда Карлосу Пьедре. Кантильо был назначен военным министром.
— Трусливое предательство! — выругался Фидель, узнав об этом. — Это же новый переворот! Нет, на таких условиях брататься с войсками нельзя! Мы опорочим себя в глазах народа!
По радиостанции, расположенной в Пальма Сориано, Кастро связался с Че Геварой и остальными командирами повстацев и велел ни в коем случае не прекращать боевых действий и не объединяться с регулярными частями.
2 января на всем острове началась грандиозная забастовка. Встал транспорт, закрылись магазины, перестали работать заводы и фабрики. Отряды Че Гевары и Сьенфуэгоса, реквизировав множество автомобилей, направились в Гавану. Фидель тем временем вел переговоры с офицерами расквартированных в Сантьяго частей. Вечером того же дня он с братом сумел убедить военных перейти на свою сторону — и въехал на джипе в освобожденный город. Его горячо приветствовали горожане — машину Кастро просто-таки засыпали цветами.
