Вот примерный перечень планируемых действий:
Выступление по местному радио и телевидению с разъяснением целей и задач восстания.
Добровольно — принудительное формирование боевых дружин и отрядов.
Национализация топлива и продовольствия, конфискация междугороднего автотранспорта и грузов перевозимых на нём для нужд восстания.
Захват оружейных складов.
Публичные казни коррумпированных чиновников, бандитов, сутенёров и связанных с ними работников милиции.
Выселение и отправка на родину азербайджанских мигрантов.
Создание мобильных мелких боевых групп для быстрого распространения восстания на соседние территории.
Все эти планы носили конкретно — абстрактный характер и служили скорее руководством к действию в случае их удачного развития на начальном этапе. Из-за недостатка твёрдо-убеждённых готовых к бою людей мятеж мог сам прекратиться или быть подавлен на любой стадии. Однако в таком случае был важен не его успех, а сам прецедент вооружённого выступления против власти, служащий поднятию национально-религиозного самосознания русского народа и раскачивающий ситуацию, при которой стали бы не возможны демократические формы правления государством.
На вооружении у меня имелись: автоматическое охотничье ружьё «Сайга», помповое ружьё ИЖ-81, незарегистрированная двухстволка, пистолет ПМ и значительное количество для короткого боя боеприпасов к ним. Всё это оружие за взятки мне помогли приобрести сами работники милиции. Два раза я провёл в лесу учебные стрельбы с Евгением и работавшими у меня охранниками. Кроме того я приготовил более ста бутылок с зажигательной смесью для поджёга вышеперечисленных зданий и милицейской автотехники.
Мероприятие такого масштаба сохранить в абсолютной тайне невозможно. Утечка информации могла произойти от кого-нибудь из агитируемых нами людей. Поэтому конкретную дату выступления я никому не открывал до самого последнего момента. Своей же «крыше» майору Мусикаеву Джамилю о своих планах нападения на РУВД я поведал прямо в милиции в его рабочем кабинете. От него я узнал сведения конфиденциального характера, касающиеся внутренней службы дежурного отделения и милиции в целом, о количестве хранимого в РУВД оружия.
Мою идею он не одобрил, так как тоже не желал пролития человеческой крови. В своё время Джамиль стал невольным участником межнационального конфликта в Душанбе, когда в конце перестройки там к власти рвались таджикские националисты. Как татарин под раздачу попал и он и чуть было там не погиб. Приняв участие в боевых действиях, позже он всей семьёй был вынужден эмигрировать сюда, — в центр России, оставив в Душанбе свою квартиру. Теперь Джамиль восстанавливал потерянное, вкладывая всю душу в строительство личного дома и материальное обогащение своей семьи. Новые вооружённые разборки помешали бы свершению его планов.
Понимая, что он по крайней мере не является моим союзником, я больше не заводил с ним разговор на эту тему, в дальнейшем делая вид что всё остаётся в стадии пожеланий, а не конкретных дел. Последующий ход событий показал правильность такого подхода, — Джамиль сообщил о нашем разговоре работникам шестого отдела, но там быстро не сообразили, посчитав мою затею несерьёзной. Если бы они хотя бы провели со мною упредительную беседу, то нападение было бы сорвано.
Дату нападения сам для себя я уже давно определил на 9 апреля, в ночь с пятницы на Великую Субботу, когда в Иерусалиме должен сходить благодатный огонь. За два дня 7 апреля я объявил её своим людям, и они сразу же пошли в отказ. Когда речь шла об абстрактной возможности нападения на ментовку, то это не вызывало у них чувство страха. Теперь же, когда надо было делать конкретное дело, было видно в какой сильной степени ими овладел испуг. Они и меня стали уговаривать отказаться от моей затеи. Однако их слова во мне породили только чувство гнева. После того, как я сам только что их уговаривал идти на смертное дело, мой отказ выглядел бы как крайнее проявление трусости. Я имел бы право пойти на попятную, если бы остался один. Но Евгений остался твёрд в своей готовности идти со мной до конца.
